Герберт Розендорфер - Латунное сердечко или У правды короткие ноги

Система переборок предполагала, что сотрудники не имеют права знать открытые имена друг друга. Однако тут теория обычно расходилась с практикой. Когда люди работают вместе годами, инкогнито сохранить трудно. Они устраивают, хоть это и запрещено, пикники на природе, карнавальные вечера и праздничные посиделки. Ведь сотрудники БНД – тоже люди. Между ними возникает дружба, они ходят друг к другу в гости. Таким образом, каждый рано или поздно узнает настоящие фамилии членов своего ближайшего служебного окружения. Но это на практике. В теории же система переборок соблюдалась строго: ежемесячно каждый обязан был писать отчет о ставших ему известными сведениях секретного характера. Кессель тоже писал такие отчеты. Секретными сведениями считались открытые имена и клички, номера машин и телефонов, а также адреса других отделений.

Однажды Курцман доставал что-то из портфеля в присутствии Кесселя. Сам того не желая, Кессель заметил среди бумаг конверт с надписью: «г-ну Гидо Клистеру, адвокату».

Получив бланк для очередного отчета – бланки раздавал барон фон Гюльденберг как уполномоченный по секретности и режиму, он же потом и собирал их, – Кессель с робостью и даже некоторым пиететом новичка по отношению к таким вещам признался Гюльденбергу, что видел этот конверт. «Глупости, – отозвался барон. – Напишите только, что знаете его кличку. Этого нам еще недоставало. Я тоже знаю, что настоящая фамилия Курцмана – Клистер. Знаю, и что ваше открытое имя – Альбин Кессель (работа в секретной службе еще не стала для Кесселя рутиной, так что тут он даже немножко испугался), – но в отчете этого писать не буду. Нас же замучают потом всякими проверками. Действуйте по теории, и наверху будут спокойны».

Система переборок предполагала также – на этот счет существовали объемистые, детально разработанные инструкции, – что сотрудник одного отделения не имеет права входить в служебные помещения другого, даже если когда-то сам там работал. От него требовалось как можно скорее забыть его адрес.

Однако с этим, как выяснилось, дело у Кесселя обстояло так же, как с отражением. Адрес Ансамбля и номер его телефона запечатлелся в его памяти на всю жизнь, как и слово «отражение». Давным-давно, это было много лет назад, Кессель записался на курсы русского языка и ходил на них целых два семестра. На одном из уроков ему встретилось слово «отражение» (otraschenije), означавшее картинку в зеркале или, в переносном смысле, защиту от нападения врага. «Впрочем, это слово можете не запоминать», – сказал преподаватель. От этих курсов в памяти Кесселя не осталось ничего, кроме слова «отражение».

Барон, как выяснилось, был намерен неукоснительно придерживаться инструкций: он пригласил Кесселя в ресторан «Шварцвельдер» (счет за обед проходил по статье «орг. расходы» и оплачивался БНД, что составляло одно из несомненных достоинств «системы переборок»).

Таким образом, в пятницу около двенадцати часов Кессель по долгу службы уже сидел в ресторане. Он читал «Нойе Цюрхер», причем свою собственную. Она позволяла ему по-настоящему почувствовать себя начальником отделения. Подписка на «Нойе Цюрхер» была его первым служебным актом на новом посту в Берлине. Он взял в дорогу газеты за среду и четверг, но, пользуясь выражениям доктора Якоби, еще не успел их «проработать». Кессель успел лишь прочитать сообщение о необычайных холодах на северо-востоке США и репортаж о снежных заносах в Чикаго, когда появился Гюльденберг, пунктуальный как всегда: была ровно половина первого.

Курцмана нет, сообщил Гюльденберг, ему пришлось срочно уехать, поэтому он прийти не смог. А ему так хотелось первому выслушать отчет о работе нового отделения. Однако сегодня утром произошла одна дурацкая история. Вы знаете агента V-3003? Нет? Кличка Карус. Из-за него-то Курцман и поехал сегодня с утра в Кельн. История совершенно дурацкая, и еще неизвестно, чем все это кончится…

– Так что придется вам пока удовлетвориться моим обществом, герр Крегель.

Кессель не стал говорить, что ему гораздо приятнее видеть Гюльденберга, чем Курцмана.

– Материалов на гражданку Герду Земмельрок не выявлено, – сказал Гюльденберг.

Расследование и опросы, проведенные с невероятной быстротой в течение одних суток, подтвердили сообщенное Кесселем. Она действительно вела молочную торговлю в магазине на Эльзенштрассе, 74, начиная с 1938 года. Помещение она унаследовала в 1947 году от матери, Берты Вайсман, урожденной Деннерйан. Густав Земмельрок. по профессии электромонтер, разошелся с женой, хотя официально они не разведены, и последние годы жил у другой женщины в городе Висбадене, где и умер 4 октября 1976 года. Все чисто, контактов с Востоком никаких, вообще это тихие и вполне благонадежные люди…