Герберт Розендорфер - Латунное сердечко или У правды короткие ноги

Но сказать так ничего и не успел: Юлия взяла розу, поблагодарила и тут же вышла. Вероятно, она боялась какой-нибудь трогательной сцены, заверений Кесселя в своих чувствах, на которые ей нечего было ответить.

Кессель был совершенно уверен, что взял латунное сердечко с собой на борт «Св. Адельгунды II», отправлявшейся в свое последнее путешествие. Уходили они из Бремерхафена; что же он делал там накануне вечером – ходил в оперу? В смокинге? Кессель напрягал память, но не мог ничего вспомнить. Память на подробности у него была слабая.

Погода в субботний день, когда Альбин Кессель направился к доктору Якоби, была неважная. Облака тянулись к северу какими-то ненатурально ровными полосами. С деревьев капало; был конец января, но уже пахло землей, и лед на Нимфенбургском канале должен был вот-вот треснуть. Только дворец рисовался во влажном воздухе во всей своей красе, каменные украшения на нем казались резкими и чистыми, точно вылепленными из света, как на чертеже архитектора. Теплый ветер превращал воздух в прозрачное жидкое стекло. Выйдя на остановке Вайзенхаусштрассе, Кессель расстегнул воротник пальто: он нес тяжелый пакет со старым тряпьем и ему было жарко. Двое полицейских, оставив машину, пытались согнать мальчишек со льда, уже потрескавшегося и покрытого водой.

Доктор Якоби снова был на ногах и в хорошем настроении.

Правда, из дома он пока не выходит, сказал он. По крайней мере, почти не выходит: погода уж больно не подходящая.

Оставив свой пакет в углу коридора, Кессель прошел вслед за доктором Якоби в гостиную.

– Это все мне надо проработать, – сказал доктор Якоби, указывая на кучу газет. – Пока я болел, я не мог много читать. – В куче были только выпуски «Нойе Цюрхер». – После папы это единственный источник информации, которому можно доверять, – пошутил доктор Якоби.

Кессель не мог сдержать улыбки. Герр фон Гюльденберг, тоже любивший эту газету больше всех прочих, был того же мнения.

«Подозреваю, что у нас наверху, в Пуллахе, – говорил старый барон, – всю секретную информацию проверяют на достоверность по „Нойе Цюрхер“.

Доктор Якоби собрал газеты, лежавшие на кушетке, которую в прошлый визит Кесселя занимал сам, и предложил гостю сесть.

– А вы ее всю читаете, от начала до конца? – поинтересовался Кессель.

– Нет, конечно, – ответил доктор Якоби, – В экономике и биржевых сводках я ничего не понимаю, а чисто цюрихскую часть читаю вообще очень редко. Зато вслух, чтобы вспомнить милый моему сердцу швейцарский.

– Вы умеете говорить по-швейцарски?

– Я жил там во время войны, – сообщил доктор Якоби, но таким сухим и неожиданно резким тоном, что Кессель понял: ему не хочется вспоминать об этом. – А все остальное я, конечно, читаю. Редакционную статью читаю в первую очередь, чтобы подняться, так сказать, над обыденной суетой и в очередной раз убедиться, какой я глупый и какие умные люди сидят там, в редакции. Впрочем, нет: в «Нойе Цюрхер» редакционные статьи никогда не бывают высокомерны. Не то, что в «Зюддойче», «Франкфуртер» или «Цайт»: там вам с высоты заоблачных эмпиреев бросают пару доступных слов для идиотов. Считается, что статьи там пишут признанные эксперты. На самом деле все наоборот: вы знаете, что такое антипод эксперта? Это журналист. Читая редакционные статьи в «Нойе Цюрхер», конечно, тоже чувствуешь себя идиотом, но все-таки у тебя остается ощущение, что ты сидишь с умными людьми за одним столом. Они, так сказать, сознают свою просветительскую миссию, и это хорошо. А в других газетах экспертам кажется, что они уронят свое достоинство, если начнут просвещать публику.

– А политическую часть? – спросил Кессель.

– Ну, ее-то уж обязательно, – сказал доктор Якоби – Хотя я человек аполитичный. В моем возрасте смешно заниматься политикой, Я – наблюдатель. Я удалился в башню из слоновой кости.

– Значит, вы и на выборы не ходите?

– Почему же, хожу. Хотя и с отвращением. Все-таки это меньшее зло. Я еще десять лет назад говорил: корень всех зол – это положение о пяти процентах, Ну что это такое: места в парламенте получает только та партия, которая набрала не меньше пяти процентов голосов избирателей! Десять лет назад – или девять? – из-за этого застрелили Бенно Онезорга. Конечно, это так называемое студенческое движение в конце концов выродилось в хулиганство. Но произошло это не в последнюю очередь именно оттого, что студентам не дали возможности выразить себя легально: они не прошли в парламент только потому, что не набрали этих дурацких пяти процентов. А эти зажравшиеся монстры… Хотя мне как стороннему наблюдателю не к лицу пользоваться такими выражениями: эти так называемые «ведущие партии» потом приходят и просто забирают себе голоса их избирателей. Они паразитируют на чужих голосах!