Йеменцы объясняли мне: "Ты не понимаешь, вся прелесть в том, что женщина закрыта. Ты можешь придумать ее, твое воображение работает на полную катушку. Достаточно женщине открыть только щиколотку, чтобы мужчина безумно возбудился". По каким-то таинственным признакам мужчины угадывают женскую ауру. Может быть, они ждут порыва ветра, внезапно и с бесстыдной откровенностью обнимающего соблазнительные формы, или особенности женской походки обещают им таинственные наслаждения. Думаю, это флюиды, электрические разряды, пробивающие даже жесткую черную ткань. Трудно отделаться от эстетических представлений белого человека – эти черные, бесформенные одежды оскорбляют европейское чувство изящного. Йеменские женщины похожи на дивные скрипки в черных футлярах, которые редко достают на свет божий, и часто их единственный владелец, бездарный шарлатан, один имеет право на них играть. Редко рука виртуоза может коснуться их струн.
Я имела возможность рассмотреть йеменских женщин на свадьбе, на женской половине. Вдоль Узкого коридора, застеленного клеенкой, расставили тарелки с жирными мясными кушаньями. Сорок женщин с детьми, шумных, хлопотливых,
Разговаривающих на предельно высоких нотах, Уселись на пол, поджав под себя ноги. Женщина На кухне готовила хлеб – она расплющивала пресное тесто до тонких лепешек, с силой ударяя его о деревянный полукруг. Потом наклеивала куски теста на стенки огромной круглой раскаленной печи. Тесто пузырилось, и через несколько минут запах хлеба уже щекотал ноздри. Готовые лепешки женщина швыряла в конец обеденного коридора, точно летающие тарелки.
Все ели руками, рвали на части куски баранины, обмакивали овощной салат в зеленую густую жидкость под названием шафут (хлеб, размоченный до однородной массы в кислом молоке с травами). Запивали ледяной водой и взбитым, соком из маленьких зеленых лимонов. Я жевала острые пирожки с сыром и рассматривала фантастические узоры на руках и ногах женщин. Даже у маленьких девочек тела были расписаны прихотливой вязью из листьев и цветов, а ногти выкрашены хной. Один мой приятель, большой ценитель такой нательной живописи, доказывал мне, что это очень сексуально: "Когда женщина двигается в постели, все ее рисунки шевелятся, точно живые, – это здорово заводит".
Жениха в соседней комнате одевали его братья и отец – обматывали его куском белой ткани, украшали голову листьями мяты и цветами. Потм r углу играли с огромными золотыми сабля¦сенщины, уже закрыв-осторженно заулюлю и меня провели, предвака?* 2 к 1 S? -is //редра шалью. Свадьбаумее" $ s? // к как просто – во всех лала bi "o g Д и а на подушках, разброБедуио. §. f /,' мужчины и жевали кат. найти корлЗ / оей травой. Жевание и печивает их i? и ' 1бе обычно длится около семи часов. По комнатам носили курительницы с благовониями. Людей набилось, как сельдей в бочке. Окна были закрыты, от дыма благово-ний, кальяна и сигарет нечем стало дышать. От страшной духоты у меня закружилась голова. По выражению лица моего переводчика я поняла, что мужчины вокруг говорят не слишком пристойные вещи. Я уже не чувствовала себя под защитой условного уважения. Хозяин дома подсел ко мне и спросил, не подарю ли я его своей дружбой. "Что вы имеете в виду?" – прикидываясь дурочкой, удивилась я. "Оставайтесь сегодня ночевать у нас", – предложил он, сладко улыбаясь. "Получишь ты меня, когда рак на горе свистнет", – подумала я. Ахмед дернул меня за рукав и сказал, что надо уходить. Наш поспешный уход скорее напоминал бегство.
Вечером русские женщины, живущие в Йемене, привели меня на богатую, по местным понятиям, свадьбу. В самой престижной гостинице "Шератон" для гостей сняли два зала – мужской и женский, где собралась вся несметная родня хозяев празднества. На таких сборищах угощение не подается, только сладкая вода. Чтобы я не заскучала, мои друзья налили мне в бутылку из-под минеральной воды джин с тоником.
В женский зал прибыло около пятисот жен-Щин разных возрастов. Все они скинули свои черные коконы и оказались внезапно в откровенных вечерних туалетах, великодушно открывающих ноги и грудь. Здесь были и поблекшие Женщины, и спелые девицы в самой поре, разодетые в пух и прах, – среди них я насчитала с десяток истинных красавиц. Арабских женщин природа наградила угольно-черными волосами, богатыми, словно грива молодой кобылицы. Базарная роскошь их нарядов, сплошь расшитых блестками, показалась бы нелепой европейцам, но удивительно шла к их восточной красоте. Все они явились сюда погордиться обновой перед то варками.
Читать дальше