Дарья Асламова - Записки сумасшедшей журналистки

– Что тебя заводит в женщине?

– Мне нравится русский тип. Знаешь, как говорят, титечки и попочка.

– Сиськи-письки, как говорят подростки.

– Нет, именно титечки и попочка. Ладные, аппетитные. А еще светлые глаза – серые или зеленые. Очень возбуждают хрупкие косточки-ключицы, особое женское движение ими, – мужчины так не умеют. Люблю, когда девушки идут босиком в длинных юбках, волнуют их щиколотки.

– А ты экспериментатор в сексе?

– Лет десять назад переспал бы с резиновой куклой, у нее такие совершенные формы. Даже сделал бы это весело, клево, позвал бы друзей, а сейчас я уже старый. Мы в юности все позы из "Камасутры" проэкспериментировали, весь сексуальный самиздат перепробовали.

Тогда я был молодым и задорным, мог провести 48 часов в постели.

– А сейчас бы выдержал?

– Сейчас бы просто не захотел.

– А как ты относишься к групповому сексу?

– В групповухе люди похожи на червей. Ты пойми, все это захватывающе только в юном возрасте. А когда люди уже много лет вместе, начинается просто любовь, а не эксперименты. Секс не может являться рекламным приложением, это часть любви.

– Но вокруг тебя – молоденькие поклонницы, это ведь непременно провоцирует на случайный секс.

– Да, периодически в меня влюбляются девчонки, но для того, чтобы что-то произошло, мне надо бесшабашно влюбиться. Когда все отключилось к чертовой матери и понесло. Но я могу влюбиться в женщину, не в девчонку. Хотя чем черт не шутит – седина в бороду, бес в ребро.

– Ты способен на страсть?

– Страсть – страшная вещь, все сжигающая. Люди из окошек выкидываются, девочки вены вскрывают. Мне повезло, что меня это не тронуло.

~ А может быть, ты просто не способен. ~ Нет. Просто не встретилось, не случилось, У нас в душе всего понамешано: и страсти, и ненависти, и дружбы, и холода, и стали, и любви. " А разве не стоит все попробовать? " Я был когда-то человеком, который экспериментировал, существовал в другой системе координат, замешанной на религиях, на философии, на "траве". Но такого рода эксперименты связаны со смертями. Я периодически хороню людей, которых очень люблю.

– А ты часто рисковал?

– Я стоял на краю много раз. По дурости. На одиннадцатом этаже по карнизу ходил, пьяный и обкуренный. Начал падать, меня сдернули обратно в квартиру. На льдине тонул, спасал друга. Мы сдуру переходили по льдинам на речной вокзал в ресторан за вином.

– Прямо как Ленин по льду Финского залива.

– Ага. Там прошел ледокол, и на середине реки плавало много маленьких льдинок.

Мы стали скакать по ним. Трижды мой приятель проваливался, и трижды я его спасал. У меня был длинный пояс, я по всем правилам ложился на лед и кидал конец пояса утопающему. Пьяный-пьяный, а соображал. Короче, дошли. А на том берегу нас уже ждала милиция. Ребята-милиционеры забрали нас в отделение, сбегали за водкой, отогрели нас на каких-то батареях и на своем "газике" отвезли домой. Я вообще закаленный. Я родился у проруби. Мама пошла меня рожать в роддом пешком ночью (отца не было дома, он работал в ночную смену) и не дошла – я начал рожаться прямо по пути. Мать пролежала у проруби два часа в лютый мороз. Но самое странное, что бабке-сосеДке приспичило вдруг в два часа ночи за водой пойти. Так нас и спасли. Хотя я сильно застудился, но выжил.

– Ты человек запойный?

– Иногда, не чаще, чем раз в два месяца по четыре-пять дней. Я отношусь к запоям как самурай. У самураев верхом считается знаешь что? Напиться до потери человеческого облика, упасть в лужу и валяться. Лучший способ самоуничижения. Мне это очень нравится. Зато потом какие муки! Башка-то работает, все соображает.

– А как ты выходишь из запоев?

– Я все время хожу по улице, пью много минеральной воды. Очень трудно целый день ходить, но запомни – это лучший способ. Никогда не вызывай капельницу. Прими аскорбинку и в скверик. Человека трясет жутко, он ходить не может, садится на лавочку, потом опять идет. Вставлять будет до семи вечера, причем крепко, но надо терпеть. Потом идти домой и пить много чая с сахаром. Перед сном принять 35 капель валокордина. Огурцом на следующий день. Я всегда так гуляю. Меня этому научил режиссер Ванька Охлобыстин.

– На фестивале в Сочи тебя грузили в самолет в жидком состоянии. Ты не боишься спиться?

– Нет. Это сработал инстинкт самосохранения. Я никогда в жизни не находился в атмосфере такого недружелюбия, поэтому я автономно начал передвигаться в пространстве с помощью водки, чтобы не сделать никому плохо. Как спутник, который потерялся и сошел с орбиты. Со Мной трудно пить, я путешествую один. Существует, правда, параллельная фаза вхождения в запой – это когда я созваниваюсь с близким Другом и спрашиваю: "Ты пьешь?" "Пью", – отвечает он. "И я пью". Один мой товарищ недавно сказал: "Черт возьми! Когда же мы научимся благородно выпивать! Хорошая закуска, водка в графине, хрустальная рюмка". Но не получается.