Елена Крюкова - Изгнание из рая

– И что?.. – спросил главарь, глядя на привязанного Митю в упор. Из шеи Мити на рубашку текли струйки крови, засыхали. Раны саднили. Если они вдвинут нож чуть глубже – перережут артерию, рассекут нерв, сухожилие, и у него будет кривая шея. Какого черта, Митька. Благо бы кривая, и с кривой живут. Ты не выберешься отсюда больше. Ты останешься здесь. Вот оно, твое воздаянье.

Главарь прохрипел: «Ты, паучонок шестилапый!..» – сквозь табачный дым и шум и грохот пьяной подвальной оргии, – ночная пирушка бандитов была в самом разгаре, Митя видел, как радовались воры, как сажали на колени визжащих марух, и хорошо, ясно видел Митя, какие же они были все нищие, как безумно бедно они были все одеты – да, это был бедный воровской притон, не круто-мафиозный, как в мире, где он жил, а жалко-оборванский, как в мире, покинутом им; и вот у них, у нищих, была сейчас праздничная пирушка, может быть, они грабанули удачно небольшой продуктовый склад где-ниубдь в пригороде, на железнодорожной станции, и они жадно пожирали всякое дерьмо, что стояло на столах – и готовые фабричные пельмени, пахнущие тухлой рыбой, и мятые яблоки с задов блатного склада, и краденые пряники, и резали дешевую, наполовину с мукой и горохом, колбасу, бросая круги колбасы в зубастые рты, как дрова в топку – ох и голодны они все были, Митя вдруг понял!.. – а пили они водку по прозванью «коленвал» , запивая ее щиплющей горло крашеной газировкой; ух, вот этот был пир так пир! Кривые и косые, с повязками на лицах и язвами на локтях, с выбитыми зубами, с татуировками по всему телу, они чувствовали себя красавцами и красавицами, и Митя закусил губу. Он еще не совсем протрезвел. Ему еще хотелось плакать. Он прекрасно понял, куда он попал; ну, так оно все и должно было случиться, Флюр должен был выудить из недр Москвы этого злобного карапета с курчавой бородкой, чтобы он выкрал его со Столешникова и приволок – на его же машине, а не ты один, Митя, умеешь водить машину в этой жизни, – вот сюда, в притон, на дно.

– И ничего, – Митя старался отвечать спокойно; он знал – бандита нельзя раздражать. Надо говорить с ним, как с равным. Ведь, по сути, они были равных равнее. Они оба были бандиты. Только Митя разбойничал этажом выше.

– А пусть тебя выкупят твои друганы, богатеи, – сказал главарь и сунул Мите в бок кулаком так, что Митя охнул и скрючился на стуле, и слезы боли выступили у него на глазах. – Ведь у тебя есть друганы, фраер?.. Да?.. Отвечай, когда с тобой Жиган говорит!..

Главарь, недолго думая, задвинул чугунным кулачищем Мите в нос. Из носа потекла кровь, он закинул голову. Они забьют его здесь. Прибьют до смерти. Он привязан. Он не может дать сдачи. Что в твоей сдаче толку. Их здесь много. А ты один, и беспомощный, как теленок в стойле.

– Есть, – выдавил Митя. Кровь текла у него по губам из разбитых ноздрей. – Только зубы не выбивайте. Прошу вас.

– Ого-го-го, какой вежливый фраерочек попа-а-ался!.. – Главарь Жиган от удовольствия закатил глаза. – Пока… пока повременим, ха!.. У нас еще времечка до хрена!.. Придет времечко…

Жиган приблизил к лицу Мити заросшую сивой щетиной немытую харю. Митя отшатнулся от запаха. Вместо зубов у Жигана во рту торчали гнилые пеньки.

– Мы тебе телефончик в лапках принесем, фраер ты задолбанный, – внятно, будто вбивал в Митю урок, сказал Жиган, дыша на Митю перегаром. – И ты нам скажешь номерочек, мы наберем, а ты будешь говорить. Тварь такая, ты будешь говорить! Ты скажешь им: ребятишки, гоните монету. Баксы гоните. Как можно больше. Сто тысяч баксов гоните. Пятьсот. Или нет. Ты стоишь больше, фраер. Мильон баксов – на стол. Завтра привозите. И вы получите вашего дружочка свеженького, тепленького, и даже с неотрезанным ухом, ха!..

Он передохнул. Митя побледнел. Он все понял.

Он понял мысль Жигана.

– А то, может, у тебя, такого молоденького и хорошенького, и жена есть?!..и детки имеются?.. а то и мамка, и папка?.. Мамке-папке позвонишь!.. Взмолишься: эй, богатые мамка-папка, давай, плати за меня миллиончик!.. Иначе, скажешь, мне тут ребятишки Жигана… есть такой на Таганке, да не про вашу честь… будут потихоньку отрезать сперва ушко… потом нос… руку… ногу… и в назначенный день, если не принесут денежек, – прощайся со своей драгоценной жизнешкой, фраер!..

Митя облизнул губы. Митя догадался. Догадка ударила его, обожгла молнией. Только бы они поверили. Только бы клюнули. Но ведь это же правда. Это все правда. Они не могут не поверить.

Он дернулся, привязанный, на стуле.