Елена Крюкова - Изгнание из рая

Через короткое время – на часы и в календарь никто не смотрел – Бойцовский стал другом Мити. Он оценил Митин пристальный, понимающий взгляд тогда, во время пикировки с Эмилем. Он догадался: этот долговязый, вечно небритый мрачный мальчик понимает больше, чем знает, его можно быстро приручить и натаскать – ему, Прайсу, Блоху, пройдохе Загорскому, а не Эмилю. О, он отнимет у Эмиля сахарную косточку! Эмиль не успеет ее разгрызть. Бойцовский пригласил Митю к себе в кабинет, в Кремль. Митя, шествуя мимо Успенского собора, останавливаясь перед Царь-Колоколом, опоздал к Бойцовскому на десять минут. Бойцовский, глядя на часы на запястье, сказал резко и жестко: сейчас вы опоздали на десять минут, молодой человек. Завтра вы можете опоздать на всю жизнь.

Мите не надо было повторять: он запомнил эти резкие, как ножевой удар, слова накрепко – тоже на всю жизнь. Бойцовский рассказывал ему то, что Эмиль хотел бы рассказать, да не мог. Митя понял: они все против Эмиля. Потому что Эмиль вышел на иные мировые рубежи. А они на них выйти не могли. Чтобы на них выйти, они должны были подкопаться под Эмиля. Его, Митиными, руками.

Он размышлял: почему им было попросту не убрать его, не выстрелить великому Дьяконову в затылок или в спину, как другим бизнесменам либо политикам?.. Ведь проще пареной репы… О, нет. Они вынюхали силу Эмиля. Они хотели проникнуть в его тайны, на его территорию. Они хотели сделать его союзником. Они понимали: он хорошо школит своего Сынка, и Сынок, лучше чем кто бы то ни было, сможет им посодействовать. Они не желали стать инструментами, щупальцами Эмиля. Они хотели сделать его своими щупами и бурами.

Беда была в том, что они все, Эмильевы владетельные друзьяки, засматривались на Изабель, а Эмиль, как назло, взял моду прикатывать из банка ли, из Кремля ли со всей компанией прямо в особняк Мити – ах, опять картежная дурацкая игра, опять нежная музыка – Изабель, ласточка, поставьте Патрисию Кас, это же моя любовь!.. у вас есть ее последний альбом, два месяца назад вышел!.. ну, в Париже-то небось еще раньше!.. кажется, «Последняя птица» называется!.. – и Митя вынужден был выставлять не только кофеек на стол – пусть это лиска Лора там, на Тверской, у Папаши, кокетничает, играет в тонную даму, – а что-нибудь покрепче, вынимал из бара «арманьяк», «бурбон четыре розы», и Изабель озорно подскакивала, заглядывая в рюмочку, как в золотое колечко при Крещенском гадании: о, бурбон – любимый напиток Анри Четвертого!.. я специально из Парижа захватила в этот раз, чтобы перед вами, Борья, похвастаться!.. – и Бойцовский мило улыбался на это фамильярно-наивное «Борья», глотал смело «четыре розы», заходился в мучительном кашле: в напитке французских королей крепости было под девяносто градусов – больше, чем в ямайском пиратском роме. Избель имела успех у кремлевцев, и сначала Митя гордился и выпячивал грудь, потом стал присматриваться, потом – пытаться грудью заслонить Изабель от слишколм наглых, вызывающе откровенных взглядов то Бойцовского, то Прайса. Оба знали толк в бабах. Оба были безмерно избалованы ими. Пресытились. Устали. Изабель была нежная, юная, новенькая, соблазнительная. Когда они узнали, что пташка – из семьи Рено, они оба взвились: да как это мы пройдем мимо!.. Они оба заключили друг с другом пари. Бойцовский сказал: выиграю я, и вскоре. Через три недели. Рыжий латыш процедил: я выиграю. Мой срок – десять дней. «Да ты, брат, просто „шаттл“ какой-то, не верю, гляди, как влюбленно она таращится на Дмитрия», – дернул плечом Бойцовский. «Это игра, Борис, – резанул Прайс. – Это тоже игра. Я играю. Играешь и ты. Что ставим на кон?..» Бойцовский опустил голову. «Если выиграешь ты, Роберт, – глухо выдавил он, – я разрешаю тебе вступить со мной в пай. Я тебя не обижу. Если выиграю я…» Бойцовский впился глазами в его веснушчатую, курносую бульдожью морду. «Ты даешь мне кредит для открытия моего банка. Я задумал открыть его в этом году, и я это сделаю… твоими руками», – чеканя слоги по-прибалтийски, сказал Прайс, глядя Бойцовскому прямо в лицо. «А если… никто из нас не выиграет?..» – спросил он, обмеряя взглядом замаслившуюся рыжую мордаху Прайса. Молчанье длилось два, три мига. «Если не выиграет никто – объекта для сраженья не будет вообще. Я найду способ это сделать». Бойцовский вытаращился, потом расхохотался. «У тебя получится?..» – «У меня все всегда получается, Борис. – Круглые собачьи глаза глядели из-под белесых бровей серьезно и бесстрастно. – Я найду человека. Я же сам не стану руки марать. А вазу, что не продана с аукциона, лучше разбить. Чем она попадет в руки плебея». – «А мы с тобой благородные, Роберт?..» Прайс не ответил. Закурив, он рассеянно вглядывался в дым, расходящийся над его головой кругами и кольцами. Бедная девочка. Но игра есть игра. А все же лучше бы они поставили на войну в Чечне. На лимоны баксов в откуп набычившейся Европе. На генерала Карягина. Генерала так или иначе убьют. Преднамеренно или случайно.