2-85 жила неподалеку от школы, в цековском доме. Галина Федоровна ставила ее в пример. Было за что, Училась она прилежно, была старостой класса. Я внимательно и осторожно наблюдал за 2-85. На переменке девчушка вынимала из портфеля бутерброд с дырчатым сыром и с набитым ртом болтала с соседкой по парте. Покончив с бутербродом,
2-85 замолкала и, уперев коленку в сиденье, бездумно глядела в окно.
Почему я запомнил номер ее телефона? Не потому ли, что он легко запоминался? Не знаю. В семилетнем возрасте происходят много необъяснимых вещей. Из всего этого ясно одно: нам выгодно держать в памяти только то, что оправдывает настоящее.
Девчушка из цековского двора не могла подозревать какие высоты одолевал я в ее честь. Я приходил из школы и устраивался в столовой, на полу, у фикуса. В пространстве метр на метр я с упоением разыгрывал представление. Я воображал, что где-то к девяти-десяти годам получу звание генералиссимуса и возглавлю вооруженные силы всей страны. Кроме Советской Армии и Военно-Морского флота мне подчинялось и руководство страны. Был я главным по Союзу. Как называлась моя должность, я не пытался сообразить. Название могло и подождать. Дойдет до этого – справимся, сообразим.
Я начинал восхождение на трибуну Мавзолея Ленина и Сталина вместе с девчушкой из цековского двора, но тут же оставлял ее на попечение своего генерал-адьютанта пока не приму парад ракетных войск. Ракеты были баллистические, межконтинентальные.
Стоп. Стоп. Сколько на моем мундире должно быть геройских звезд?
У маршала Жукова четыре звезды. Значит, мне полагается иметь пять.
Пятижды Герой Советского Союза. Не мало ли пяти будет? Нет, самый раз. Все равно больше четырех ни у кого нет. Если окажется мало – посмотрим. Все в наших руках. Пока хватит.
В открытом ЗИСе я выезжал из Кремля. В строю ракетчиков видел лица друзей. Командовал остановиться и выходил из машины. Эдьку
Дживаго производил в маршалы, Жуме Байсенову присваивал генерала армии.
Я пыхтел, сопел, разворачивал боевые порядки стомиллионной армии, что строго-настрого подчинялась только моим единоличным приказаниям.
2-85 была моей женой. Что с ней делать я не хотел разбираться.
Это могло и подождать. Самое первое, самое главное, что она была моей женой.
Дальше то что? Надо думать.
Следующим днем я приходил в школу в надежде, что сегодня между нами наконец что-то произойдет. Случайный разговор или еще какая безделица. Как все случится в реальности знать я не знал, но что-нибудь обязательно должно произойти.
Ровным счетом ничего не происходило, уроки заканчивались и я брел домой, наперед твердо зная, что у фикуса Какимжановых у меня все произойдет как нельзя лучше нежели в жизни. Перед сном я вновь и вновь сочинял план предстоящего дня, в котором события складывались так, что мы наконец-то оказывались вместе.
…После новогоднего утренника возле школы мы играли в снежки.
2-85 разрумянилась, сняла варежку с вышитым васильком и о чем-то спросила. Я едва опомнился. Она спрашивала меня. Спрашивала в каком часу будет елка в Доме политпросвещения.
На этот раз я пошел домой не через двор – по улице в обход. Все равно получалось слишком быстро. Домой идти не хотелось. Я двинул в
Сосновый парк. Шел и перебирал, перекладывал с места на место мельчайшие детали перемолвки с девчушкой из цековского двора.
И мнилось мне, будто спросила она ради того, чтобы спросить. Она знала, уверял я себя, во сколько завтра будет елка в Доме политпросвещения. Знала и все таки заговорила со мной.
Как она посмотрела на меня? Обыкновенно посмотрела. Ну, может, не совсем обыкновенно.
Я восстанавливал по секундам картинку случившегося двадцать минут назад чрезвычайнейшего события. Ее серая пуховая, с длинными завязочками, шапочка болталась в ее руке, когда она уворачивалась от летевших в нее снежков. И вдруг она, о чем-то вспомнив, внезапно повернулась ко мне и спросила.
За первой партой в третьем ряду сидела другая девчонка. Она не слушала, о чем рассказывала Галина Федоровна. Полуобернувшись, девчонка неподвижно смотрела на меня. Девчонка как девчонка. Ни чего выдающегося. Как раз именно это и задевало, бесило меня. Уставится и смотрит. Терпеть наглючку было невозможно.
– Че смотришь?
– Ниче.
– Отвернись.
– Захочу – отвернусь, не захочу – не отвернусь.
"…Угроза воздушного нападения миновала. Отбой". В квартире вспыхнул свет. Самолеты противника так и не долетели до Алма-Аты.
Читать дальше