Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Маркизы исхитрилась поступить в единственный в стране институт кинематографии. Там точные знания не нужны, ВГИК далеко не Физтех, но это фирма с именем..

Маркиза рассказала и о том, как хвалит дочку Олжас Сулейменов.

Матушке мнение Сулейменова нравится и она говорит: "Вот видишь!".

Знающие люди про поэта говорят: "Олжас ни с кем не ссорится и всех хвалит".

Человеку со счастливой внешностью сильно повезет, если природа вдобавок одарит его и учтивостью. Саток рассказал мне историю знакомства Кунаева с Сулейменовым. По словам соседа, Кунаев ранним утром в 62-м году прилетел после снятия с должности первого секретаря ЦК в Москву на утверждение предсовмином республики. На подъезде к постпредству машина забарахлила и встала. Кунаев махнул рукой и велев водителю догонять, пошел пешком. Бывший первый секретарь Южно-Казахстанского крайкома партии Исмаил Юсупов подсидел

Динмухаммеда Ахмедовича. Юсупов уйгур, мало того, когда-то он и

Кунаев учились в одной школе, жили по соседству. Шагая по пустынным улицам Москвы, Динмухаммеду Ахмедовичу было что вспомнить, а с поломкой машины и вовсе он вовсе призадумался: с чего это в последнее время мне так сильно не везет? И надо же было такому случиться, чтобы именно в этот момент по Москве бежал по своим делам куда-то Олжас Сулейменов. Поэт учился в литинституте и с ранья торопился, как сказал Саток, навстречу судьбе.

Встреча в безлюдном московском переулке нос к носу с Олжасом в момент встряхнула Кунаева. Поэт обнял Динмухаммеда Ахмедовича, порекомендовал не унывать, руководитель расчувствовался.

…У Сулейменова вышел сборник "Определение берега". Название – заявка. "Притворяется лондонским дождь…". Плясать надо от печки.

Определение берега – выбор точки отсчета.

Максим Горький в разговоре с Лениным заметил: "Писать прозу намного трудней, чем стихи".

"В эти годы шумно объявил о себе Олжас Сулейменов. Мне всегда было в радость узнавать о растущей популярности поэта. В то же время не имею оснований считать себя отъявленным поклонником

Олжаса Омаровича. Меня коробило и коробит его перманентная готовность сменить письменный стол на вельможное кресло. Что-то в этом есть от неуверенности в себе, как в литераторе. А может быть, – что вернее всего, – и тут наша национальная черта – чинопоклонство – сыграла неумную шутку с поэтом?

Не Олжас первый, не он последний, кто маялся и мается в раздумьях что лучше: быть литературным или еще каким другим начальством, или сгорать дотла, как на то велит огонь призвания? Мне известны менее одаренные, менее просвещенные витии, которые, тем не менее, сохранили верность призванию. У Олжаса, озаботившимся в свое время определением места и предназначения человека во Вселенной, присутствует неприкрытый мотив власти, постоянная страсть после краткого забвения гальванизировать к себе внимание общества. Отсюда стремление поспеть повсюду, поспешать всегда впереди паровоза, что граничит, а порой и переходит в вездесуйство".

Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".

Если это так, то одаренность поэта легче всего поверять тем, как он пишет прозу. "Аз и Я" не совсем проза. Но и не стихи. Люди говорят, что в книге немало крамолы, глубоких мыслей. Вполне может и так. Как бы не любили родители поэта, восторг почитателей книги мне разделить не по силам. Как и в случае с книгами Есентугелова,

Ауэзова – на меня со всех сторон поперло мыркамбайство и, хоть убейте, – ничего с собой поделать не мог.

С Карашаш обсуждаем шум вокруг книги.

– Ощущение, что это не роды, а неуклюжая попытка зачатия. – сказал я. – По-моему, если она и интересна для кого-то, то только тем, о чем написана. Не знаю, но кажется, что парнишка капитально испохабил тему.

– Детка, я с тобой на сто процентов согласна.

Мне кажется, что Карашаш тоже не читала "Аз и Я".

– Ай, закройте рот! – одернула нас матушка.

– Мама, не лезь.

– Олжаса не трогайте!

– Татешка, – я показал пальцем на маму, – видите, как она любит

Олжаса… Она говорит про себя какая она прямая и объективная, а заговорили о Сулейменове, вскипела, как будто он ей сын родной.

– Правда… Что ты нам рот затыкаешь?

– У Олжаса есть стихотворение, – продолжал я, – "степь моя, айналайын". Слыхали?

– Даже читала.

– Айналайын по-казахски – дорогой, дорогая. Так?

– Так.

– Теперь ответьте, не выворачивает ли вас наизнанку от "степь, моя дорогая"?

– Ай! Замолчите! – мама грозно смотрела на меня.