Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Алимжанов намного моложе Жарылгапова, но калач тертый и преотлично знал, что можно ждать от нашего соседа. Знал и отправил

Ислама на пенсию.

Сосед наш рассердился и отбил секретарю ЦК КПСС Суслову телеграмму на трех машинописных страницах. Содержание ее сводилось к описанию стиля руководства Алимжановым казахскими писателями, взглядов и позиции первого секретаря Союза. Но не только. Сосед помимо того, что знал, чем даровито ценен тот или иной литератор, находился в курсе всех, больших и малых, человеческих слабостей любого мало-мальски заметного члена Союза писателей Казахстана.

Писатели Казахстана у него на учете, имена и фамилии членов Союза – всего около трехсот человек – занесены в личный список, отпечатанный в пяти экземплярах. Дядя Ислам шел красным карандашом по литераторам в алфавитном порядке и выносил на полях против фамилии писателя диагноз: "законченный алкаш", "бабник", "осведомитель КГБ". Для особо крупной дичи он и вовсе не скупился на характеристики.

Естественным полагать, что и про Алимжанова у него имелось загодя развернутое мнение.

Дядя Ислам не стесняется обсуждать дела в Союзе писателей, в стране и мире и по телефону. Знает, что могут прослушивать, и говорит, что думает. Когда разговор затягивается и тетя Бигайша зовет к столу, он вежливо предлагает собеседнику прерваться:

– Давай дорогой, пожалеем товарища майора… Он наверное, устал нас слушать.

Жарылгапов заходил к отцу накоротке обсудить, что бы еще что-либо из надежно существенного предпринять против врага. Папа имел зуб на

Алимжанова, но говорил соседу, что надо оставаться реалистом, и что любые козни против первого секретаря обречены на провал. У их общего врага поддержка Кунаева, в Москве он свободно заходит к заведующему отделом культуры ЦК КПСС Шауро. Бодаться с ним бесполезно. Дядя

Ислам стоял на своем и попутно объяснял, почему телеграмму отправил не Брежневу, а Суслову:

– Брежнев разложенец из компании "и нашим и вашим", Суслов, пожалуй, единственный кто может меня понять.

Телеграмму с визой помощника секретаря ЦК КПСС "разобраться и доложить" спустили из Москвы к Кунаеву. Первому секретарю ЦК КП

Казахстана ли не знать кто такой бывший заведующий отделом культуры республиканского ЦК Жарылгапов! Кунаев ознакомился с телеграммой

Алимжанова и доложил в секретариат Суслова: жалобщик известный в

Казахстане сутяга, словам которого опасно доверять.

К очередному писательскому съезду дядя Ислам написал стихотворение "Азиатский Талейран". В нем он Алимжанова нарек титулом "узурпатор", обозвал Пиночетом и призвал делегатов съезда не голосовать за повторное избрание Ануара Турлыбековича первым секретарем Союза. Стихотворение Жарылгапов раздавал писателям на входе в зал заседаний. Заведующий отделом культуры ЦК отвечал головой за прохождение креатуры Кунаева в руководители Союза, почему и поставил у избирательной урны инструктора с указанием не подпускать к ней Ислама Жарылгапова.

Дядя Ислам проиграл борьбу, но остался верен себе. Оставшись без работы, отказался получать персональную пенсию. На что жила его семья, он сам, для писателей оставалось загадкой.

Насчет того, чем заняться, за Жарылгапова можно не беспокоиться.

Он колдовал, придумывая новые слова, консультировал, за здорово живешь, ученых, ездил по дальним аулам с писательскими бригадами на встречи с читателями.

Придуманные им слова разительно отличались от слов, внедренных в обиход за последние годы с подачи неизвестных, не ведавших за собой вкуса к благозвучию, народных авторов. К примеру, до Жарылгапова в казахском не было и слова "семья". Предложенное им "жанауя" настолько понравилось работникам языкового комитета, что новое слово отрекомендовалось к употреблению не далее, чем через месяц после посещения дядей Исламом комитета. Слов придуманных Жарылгаповым не счесть, денег за придумки нашему соседу не платили, как и нигде не упоминалось, что у новояза имеется автор с именем и фамилией.

Дядя Ислам за то, как зашифровали его авторство, не сердился.

Напротив, радовался, что хоть и анонимно, но вклад его в словесность, пуще усердия классиков, укореняется в разговорной речи и письменности казахов. Как человек подлинно общественный,

Жарылгапов хорошо понимал, что выгодней и удобней как для самого языка, так и для его носителей расселять в сознании непосвященных, что новые слова, как и полагается всякому слову, не родились в голове конкретного человека, а взращены и вышли как результат многолетнего поискового совершенствования безымянных сказителей из недр народных.