Юрий Петухов - Измена, или Ты у меня одна

Когда сержант подошел вплотную, Черецкий с маху ткнул лопаткой в землю, да так, что попал в камень или кирпич — конец лезвия чуть согнулся, и Черецкий будто в сердцах хлопнул ладонью по колену.

— Кремень, зараза! Ну не берет, товарищ сержант, хоть ты лопни!

Новиков поковырял мыском глиняные комья и кивнул понимающе, поставил галочку в своем блокноте.

Черецкий почти сразу же перестал «задыхаться» и чертыхаться и незаметно подмигнул Сергею: знай, мол, наших.

— У вас, Ребров, то же самое, грунт тяжелый? — на ходу произнес Новиков, уже собираясь поставить еще одну отметку.

— Нормальный грунт, — ответил Сергей, глядя в сторону. Ему только ваньку валять еще не хватало. — Глина с песком.

— А что ж не уложились-то? — Новиков хотел, чтобы вопрос прозвучал как можно более бесстрастно. Но ему это не удалось — легкий оттенок сожаления лег сверху и придал его словам некоторую глумливость.

Сергей не оправдывался.

Неизвестно, как бы складывались события, но многие ребята из взвода уже сгрудились вокруг, прислушивались. Новиков успел пожалеть, что не поддержал просьбу Сергея о переводе в другой взвод, его рапорт Каленцеву. Но сказал то, что должен был сказать:

— Придется повторить.

Все замерли. Кто-то присвистнул. И ждали, ждали продолжения. Черецкий из-за спины сержанта выразительно пощелкивал себя пальцем по лбу. Сурков сочувствующе разводил руками. Хлебников виновато улыбался.

— Зачет сдавать будете сегодня, в свободное время. Лично мне, рядовой Ребров. Ясно?

— Так точно, товарищ сержант, — ответил Сергей.

У него в глазах мельтешила нахальная, ухмыляющаяся рожа Черецкого. И никак Сергей не мог избавиться от этого гнусного видения.

"Салага, зелень пузатая, котелок медный! — И снова: Салабон! Внучек! Учить тебя и учить! Зелень! — звучало у него в ушах противным шепотком. И шепоток тот по тембру и высоте явно принадлежал Борьке Черецкому. Са-ла-женок!" Но сам Борька стоял себе рядышком и рта ке раскрывал, лишь кривился и щурился — эдак по-стариковски, поглядывал свысока. И надо бы ему врезать было хорошеньхо! Да не место и не время. Сергей только сплюнул под ноги сильно похлопал себя ладонью по пояснице.

Новиков объявил перекур и вновь двинулся вдоль окопов, вытаскивая на ходу из кaрмана брюк пачку сигарет.

На фоне серого облачного неба фигура его казалось черной.

В обед Сергею передали письмо.

— Ты извини, — сказал парень из второго отделения, принесли вчера еще, да тебя не докричались, я дневальным был, вот запамятовал немного.

Сердце екнуло и забилось часто-часто. Сергей не обратил внимания на извинения — какие мелочи! Но… письмо оказалось от брата:

"Сергей, привет, братуха!

Видишь, как получилось, — я приехал, ты в армию ушел, забрили, что называется. Ну да ладно, служи! Мне все четыре довелось отпахать на флоте — от звонка до звонка, сам знаешь. А пишу тебе не просто так. Так бы и не стал зря сантименты разводить. Хочу тебя порадовать — мать пошла на поправку, и врачи-то не ожидали, и никто. Хотя ты, я знаю, этого еще не просек, ты вечно сам в себе. Но все равно, не бревно же ты, должен чувствовать. Скоро она сама тебе напишет… Ну давай, не буду тебя отвлекать от службы да про дом напоминать, а то еще, глядишь, и расплачешься, а тебе еще трубять и трубить, только начал. Пока! Привет отцам-командирам и братишкам-годкам!

Ю. Ребров (без даты)".

"Не то, чего ожидал! Но все же, дай бог, мать поправится. Что ж это ему выпало-то — и с одной стороны, и с другой, и с третьей! И сам — хорош гусь! Все о себе да о себе, про мать и вовсе не думал, верно Юрка пишет: бревно оно и есть бревно!" Сергею стало хуже, чем было, хотя казалось, что хуже некуда. Но нет, есть, есть куда. Он представил себя со стороны, ну как бы сам посмотрел на такого? Как? Да очень просто — гад он и есть гад: невесту у служивого человека увел? увел! мать чуть не в гроб ложилась, уже при смерти была, а он? хоть бы хны! все о себе да о себе! друзьями надежными, верными — и то обзавестать не сумел! Точное есть выражение: дерьмо в проруби! Очень точное! А Новикову Коляне надо в ножки еще поклониться, что чан не своротил на сторону, а ведь своротил бы — и правда его! Совсем Сергей расстроился, донельзя.

Пересдавать зачет, как и сказано было, пришлось после обеда, когда все отдыхали. А отдых мимолетный в первые месяцы службы почитался за высшее благо, за дар несказанный, чуть ли не сказочный.

Ребята провожали Сергея сочувствующими взглядами.