Юрий Петухов - Измена, или Ты у меня одна

Сергей молчал, делал свое дело, даже не повернул головы, будто Черецкий не к нему обращался.

Но тот был настырным.

— Слушай, Серега, ну чего выкладываться? Мы ж в этой глине, как черви, завязнем, все равно не уложимся. — Черецкий заговорил мягче, ему было так же нелегко. И он искал поддержки.

— Дело хозяйское, — не оборачиваясь, буркнул Ребров. Черецкий сорвался:

— Да ты, баран, простых вещей усечь не можешь! Не соображаешь, что ли, если мы все скажем, что грунт паршивый, что только динамитом возьмешь, — ну чего он нам сделает?! Ты оглох, что ли?! Серый, балда! На нас же, на дураках таких, мир стоит! А мы — терпеть, да! Пускай другой участок дает! Вон хотя бы как у этого салабона Сурка!

— Встать нельзя, а то б я тебе по роже дал, — без особого пыла произнес Сергей. — Тебя ж никто не обзывает!

— Да ладно, фрайср нашелся, обиделся на слова! Я ж не со зла, а ж для общей пользы…

— Да как хочешь! А я буду здесь рыть, уложусь или нет — видно будет, не расстреляют же, чего боишься? Не-е, Боренька, сам ты фрайерок!

Черецкий перевалился на спину, раскинул руки по сторонам. Ему надоело упрашивать и разобъяснять — верно говорят, каждый сам за себя, думалось ему.

— Ну и рой, чтоб тебя…! — процедил он уже без злости, почти спокойно.

Сурков доканчивал свой окоп. Он вполз в него и старательно оглаживая лопатой земляную насыпь перед собой, бруствер укреплял. Уши его, обычно нежно-розовые, побагровели, он тяжело, но удовлетворенно сопел, поглядывал по сторонам.

— Радуется, ударничек, всех обошел… — с сарказмом выдавил из себя Черецкий. На лице его горела недобрая ухмылка. — Эй, Сурок, ты чего это там — быстрее положенного, что ли, перестраиваешься?! Думаешь, на лычку больше дадут или в прорабы назначат, а? Эй, Хомяк, твою мать! Ты что, старших не уважаешь? А ну ползи сюда, старику подмоги!

Несмотря на то что предложение Черецкого об искусственном разделении ребят в учебном взводе на «стариков» и «салаг» не прошло в силу своей очевидной бестолковости и надуманности, сам автор этой новации не отказывал себе в удовольствии иногда помечтать, вообразить себя старослужащим, даже «дедушкой». Правда, на этой почве Борька уже получил пару оплеух, да и сам раздал не меньше — но уж очень ему, видно, было приятно, ну никак не мог смириться.

— Ничего, Боренька, тебе-то вот настоящие старики, как распределят по частям после учебки, устроют житуху, попомни мое слово! — сказал Сергей, не переставая орудовать коротенькой лопаткой, будто заводной.

— Я сам кому хошь устрою! А эту помесь Сурка с Хомяком сегодня же вечером научу быть почтительным, он у меня еще солдатской присяги не проходил! — отпаривал Черецкий. Он по-прежнему отдыхал, благо, что сержант на дальнем фланге возился с кем-то, что-то показывал и растолковывал. — Он у меня настоящим солдатом станет!

— Тебя самого присягать надо! — выкрикнул молчавший до этого Леха Сурков.

— И это запишем, и это учтем! — Черецкий залился ехидным, нервически-деланным смехом.

— Боря!

— Чего тебе?

— Я все хотел спросить у тебя — чего это ты такой злойто, тебя чего, обделили чем-то в розовом детстве или папа тебя с яслей пивком подпаивал, да не допоил?! Ответь, пожалуйста! — Сергей, перевернувшись на другой бок, уставился на Черецкого.

Тот ошалел, выпучил глаза — то ли от неожиданного вопроса, то ли от прямого попадания.

— Ну, не хочешь — не отвечай.

Сергей снова судорожно вцепился в лопату. Опустил лицо вниз: из-под глины начинал проступать песок. Он копнул еще несколько раз и, убедившись, что не ошибся, крикнул:

— Нажми, Борька, дальше легче пойдет!

Черецкий недоверчиво поглядел на Реброва, но, увидав выбрасываемый тем наверх желтенький песочек, схватил брошенную лопату и с силой вонзил ее в глину.

Новиков не спускал глаз с циферблата часов, наверное, время, отпущенное уставами на окапывание, подходило к концу. Проще было самому рыть землю, чем наблюдать за этим процессом и бездействовать, по крайней мере, ему так казалось.

Наконец он приподнялся с бугорочка, на котором сидел последние пять минут, и не спеша пошел вдоль линии окопов, отмечая что-то у себя в блокнотике.

Сергей чувствовал, что он не успевает, но поделать ничего не мог — Новиков подходил все ближе и ближе. И если бы в запасе оставалось хотя бы две-три минуты, он отрыл бы до конца эту ненавистную земляную щель. Но в запасе не оставалось и минуты!

Черецкий уже понял, что дело безнадежное, и сидел рядом с неглубокой своей ямкой, прямо на травке, терпеливо ожидал приближения сержанта. Но не так-то он прост был. Сергей заметил, что Борька успел вымазать грязными, глинистыми руками все лицо и принялся вдруг дышать словно загнанный жеребец, почти так же поводя боками, а уж рот разевал — куда там жеребцу! Но получалось довольно-таки натурально.