Юрий Петухов - Измена, или Ты у меня одна

— Зачем? — удивилась она.

— Жарко, вспотеешь, — проговорил Сергей на ухо.

Когда он расстегнул до конца, запустил руки под пальто, обнял за талию и поцеловал. Она снова не ответила, напряглась.

Сергея не удивило это.

— Не бойся, — сказал он шепотом, — сейчас поздно, и никто сюда не войдет, понимаешь. Тут старенький домик, живут одни бабушки и старички, они уже седьмые сны видят. Не бойся, нам никто не помешает, я точно говорю!

— И все?! — спросила она каким-то не своим голосом.

— А что еще? — удивился Сергей. Он уже пробрался под платье и расстегивал лифчик на спине. — Все будет путем, не волнуйся.

— Нет, — Люба отодвинулась. И его руки выскользнули из-под платья. — Нет, не надо… Поцелуй меня.

Сергей прильнул к ее губам — надолго, жадно и даже хищно. Она и не заметила, как он сдвинул вверх подол платья, лишь почувствовала тяжелое прикосновение горячих рук к ногам, выше колена, — руки были настойчивые, уверенные. Она оторвалась от жадных губ. Отпихнула его.

— Нет!

Сергей опешил. Он стоял и смотрел на нее. Подоконник был высокий, и ее полные влекущие ноги белели прямо перед ним — она даже не оправила платья, так и сидела.

— Но почему?!

— Отойди! Нет! Сначала застегни, там, сзади!

Сергей, совершенно обалдевший от такого оборота, послушно запустил ей руки за спину, под платье, и с трудом дрожащими пальцами застегнул бюстгальтер. Он ничего не мог понять — все шло так хорошо, как обычно, и вот на тебе! Чем он мог не угодить ей, ну чем?!

Он пригнулся немного и коснулся губами пухлого, округлого колена. Почувствовал, как оно вздрогнуло.

Люба спрыгнула с подоконника. Он подхватил ее и совсем нежно прижал к стене, рука легла на грудь, но как-то настороженно и с опаской.

— Я не хочу этого! — сказала она резко, оттолкнула руку.

Сергей отвернулся. Его вдруг заело — он к ней так хорошо отнесся, он ее так… а она! Она! Выпитая водка усиливала обиду. Конечно, он мог ее прижать здесь, в этом подъезде, — и ничего бы не случилось с этой недотрогой, ничего, сама бы потом руки целовала, сама бы липла… Но нет, он не хотел с ней так, он не хотел так, как это бывало с виками и со светками, с бесчисленными Мишкиными подружками и их общими знакомыми. Почему? Это было загадкой. Но это так! И в какую-то минуту он вдруг испытал острую радость оттого, что это не случилось здесь, в подъезде, что все это еще будет, что самое главное впереди, что не надо спешить, не тот случай!

— Ты меня прости, — сказала она нежно и тихо, — не обижайся.

Сергей повернулся к ней. Он смотрел в ее открытое и такое близкое лицо и готов был не отрываться от него, в нем было все: его прошлое, его настоящее и будущее. Нет! Врут, подлецы, что не бывает любви с первой встречи! Все врут! Ведь он же не слепой, он все видит, все понимает и чувствует. Сколько девиц и женщин он держал вот так, скольким заглядывал в лица, но никогда, ни с одной он не испытывал ничего подобного. На сам деле, это было словно в сказке! Нет, надо Мишке поклониться в ножки и поставить ему ящик коньяку! Ну да ничего, успеется! С Мишки с самого за ночное причитается, пока не отплатил!

Да черт с ним вообще!!! Сергей смотрел на нее… и плыл, плыл, как вчера после непомерного возлияния.

— Ну, пойдем? — предложила она, застегивая пальто.

…С той поры они встречались больше двух месяцев, ежевечерне. Устраняя всевозможные преграды, откладывая срочные дела, все важное, необходимое на потом — лишь бы видеть друг друга, быть рядом, говорить, не придавая значения словам, а только вслушиваясь в звучание любимого голоса. К их услугам были кафе, кинотеатры, дискотеки, улицы и площади, зимние заснеженные и большей частью безлюдные парки — все, весь мир, кроме того единственного уголка, который мог бы стать для них большим, чем все остальное, вместе взятое.

Сергей вовсе не собирался вить семейного гнездышка.

Если бы ему кто намекнул на это, он бы в лицо рассмеялся простофиле — еще чего не хватало! Нет, потом, конечно, можно, но не в ближайшие годы. А тут что-то вдруг перевернулось в нем. Он не участвовал больше в Мишкиных «забегах». А потом и вовсе созрел.

Без какой-либо торжественности и натянутости, даже без необходимого, казалось бы, внутреннего усилия, Сергей предложил Любе подать заявление и зарегистрироваться. Сказал он об этом как бы между делом, полусерьезнополушутливо. Но Люба, уже достаточно хорошо знавшая его, прочитала в любимых глазах, что Сергей решил твердо и сразу за обоих.

Ее реакция была странной: и испуг и радость одновременно, желание уйти от прямого ответа и непонятная для него внутренняя борьба с собой — в расширившихся зрачках все было написано настолько ясно, что Сергей даже опешил. Он ожидал чего угодно — восторга, радости, кокетливого ломания, слов о том, что, дескать, надо все хорошенько обдумать, взвесить, а уж потом решать, и прочего, прочего, всего, кроме того, что он увидал на лице любимой девушки.