Юрий Петухов - Измена, или Ты у меня одна

— Поговорили, — на выдохе протянул Сурков.

В комнате стало тихо. Тоскливо стало. Никто не решался первым продолжить прерванный разговор, а новая тема не шла на ум. Сергей, притопывая сапогом, принялся насвистывать какой-то веселый мотивчик, взгляд его блуждал по пустой свежевыкрашенной стене. Настроение ушло, оставив в обитателях комнаты неухоженную вялую пустоту. Черецкий вернулся минут через пять и с порога бросил:

— Ладно, мужики, кому я должен — всем прощаю!

Натянуто хихикнул, уселся на табурет. На лице его играла нагловатая улыбочка. В руке он вертел брелок на цепочке.

Примирения не получилось. Первым ушел Сергей, продолжая насвистывать. За ним потянулись — сначала смущенный и мешковатый Сурков, потом Хлебников со Слепневым.

— Та-ак! — Обида захлестнула Черецкого. Он остался в комнате один, как оплеванный. — Ну, лады!

Пока он бродил в одиночестве по коридору, разноречивые чувства бурлили в его груди: и злость на сослуживцев, и досада на самого себя за то, что не сумел "толково им все доказать и разобъяснить", а вместо этого сорвался, психанул. Он терзался, бередил душу, думал о мести и одновременно раскаивался, разжигал в себе болезненные страсти, на что был мастак и на гражданке, и вместе с тем мучился от собственной неуживчивости. Но в итоге понял, что обиженного строить из себя нелепо и смешно, а для явного раздора, а тем более — драки, вроде бы и причины нет. И решил вернуться… Так ведь нет, не приняли, вот она, награда за простоту!

Теперь, сидя в пустой комнате, Черецкий занимался самоуничижением: он клял себя за слабость, за то. что первым решил пойти на мировую, не выдержал характера.

Борьба с самим собой продолжалась бы до бесконечности, если б в комнату не зашел сержант Новиков. Черецкий вскочил вытянул руки по швам.

— Вольно, — сказал Новиков и, увидев смятое одеяло на койке, скривился: — Немедленно выровнять! Это еще что?!

Черецкий бросился исполнять команду, забыв про свои страдания. А что еще оставалось? Хорошо, что сержант не стал выяснять, кто валялся днем на постели, а то бы и наряд недолго схлопотать.

— Что в одиночестве сидим? Настроение? — поинтересовался Новиков, одновременно сдувая несуществующую пылинку с собственного плеча и разглаживая ладонями гимнастерку.

Сознаваться в своих слабостях Черецкий не умел, да и не желал.

— Надо ж и одному побыть иногда, товарищ сержант? Или запрещено уставами? — пробубнил он, глядя исподлобья.

— Нет, не запрещено в свободное время. Но лучше не стоит. — Сержант явно думал о чем-то своем и разговор продолжал по инерции. — Со всеми-то полегче, что ни говори! — Он как-то грустно улыбнулся и добавил: — На миру-то, говорят, и смерть красна… Ясен смысл?

— Да чего уж там непонятного! — кивнул Черецкий. Мы-то погодим еще пока, нам-то рановато, мы зелененькие еще.

Сержант с ним согласился:

— Это точно!

Он собрался было уходить, но, словно вспомнив что-то важное, застыл в дверном проеме вполоборота к Черецкому и сказал:

— Вы мне Реброва найдите, да не тяните — одна нога здесь, другая там. Я у себя буду, в сержантской.

И вышел.

Ребров сидел в бытовке, пришивал подворотничок к гимнастерке. На вошедшего он глянул косо, изнизу и тут же отвел глаза.

Черецкий решил вести себя как ни в чем не бывало.

— Серый, шлепай к бугру, зовут-с, — проговорил он тихо.

— А чего ему?

— Не доложился, — съязвил Черецкий, — знаешь, не удостоил как-то. Ты живей давай, пошевеливайся!

Сергей торопливо прометал последние стежки, натянул гимнастерку. Понукание задело его за живое: сам того не желая, он резко пихнул Черецкого в грудь, освобождая себе проход. Тот качнулся в сторону, извернулся, но успел цепко ухватить Сергея за локоть левой рукой. Правая, сжатая в кулак, взлетела вверх. На позеленевшем лице снова чтото резко задергалось, искажая его неприятной и страшной гримасой.

— Ну?! — Сергей не сделал попытки высвободить локотб. Не смотрел он и на занесенный над ним, совсем близко от глаз маячивший кулак с синеватыми острыми костяшками. Он уже успел внутренне собраться, ждал.

Черецкий обмяк как-то сразу, отвернулся, запихав дрожащие руки в карманы, лишь пробурчал через плечо с хрипотцой:

— Ничего, успеется.

Сергей не стал выжидать. Застегивался он уже на ходу, машинально потирая локоть.

Новиков сидел в сержантской один, листал записную книжку и что-то сверял с тетрадью, лежащей сбоку, на столике.

— Разрешите войти, товарищ сержант? — подчеркнуто безразлично спросил Ребров.