Николай Соловьев - Северка

Красноармейцы улыбаются и хмыкают, а дневальный все орет.

Георгиевский не спеша, подходит к орущему дневальному и успокаивает его. Георгиевский один из нормальных офицеров в дивизионе.

Часть журналов и ежемесячников выписываются на группы, часть на дивизион. Кое-что мне удается придержать у себя на пару дней и почитать. Получаем мы много. Кроме 'Советского воина' и 'Красной звезды': 'Крокодил', 'Юность', 'Ровесник', 'Новое время', 'Знамя',

'Огонек', 'Смена', 'Вопросы философии'. Названия других журналов просто не запомнил. Обязательно нахожу время для 'Огонька' и

'Московского комсомольца'. Читаю из 'Нового времени', 'Знамени',

'Ровесника'. В 'Огоньке' появились острые статьи о сталинизме, уничтоженных маршалах, довоенном голоде. 'Комсомолец' изменилась – настоящая молодежная газета.

С почтальонством у меня появилась не только возможность читать. В моей комнате стоит тумбочка, в которой держу письма от родных.

Красноармейцам разрешается носить письма из дома в кармане, но немного и без конвертов. Ежедневные поездки на 16-ю площадку скрашивают жизнь. Иногда приходится отклоняться от постоянного маршрута. Или везут вместе с сеном куда-то или с киномехаником за новыми лентами. Никакого жилья на всем пути нет, военный полигон на сотни километров. На всем пути в город, на протяжении пятидесяти километров встречаются три домика у переезда через железную дорогу и учебный батальон: казарма и три домика. Вдоль дороги нет привычных столбов с проводами. Природа вокруг не тронута. На обочине никогда не кошеная трава. Она вырастает в человеческий рост. После растаявшего снега прошлогодняя трава стелется по земле желтыми, густыми волнами. За кюветом и полоской травы сразу лес.

Сидя в кузове, каждый раз смотрю в окно, хотя езжу этой дорогой десятки раз. Однажды со мной ехал красноармеец попутчик. Он прослужил на площадке почти год безвыездно, ведь никаких увольнений в дивизионе нет. Некуда увольняться. Пока ехали, красноармеец жадно смотрел в окно, а за окном только трава, деревья и кусты.

В лесу нет сплошного лишайника, он местами похож на подмосковный.

Только нет дорог. Еле заметные тропинки – не лысые, а лишь примятый мох или трава. Много мха. Он стелется по земле, покрывает упавшие стволы, продолжается за ними, как будто кто-то бросил зеленый ворсистый ковер. Идти мягко и тихо. В московских лесах ходьбу смягчают сосновые иголки, полностью покрывающие тропинку, конечно, если гуляющих немного, и они не стерли их. Много черники, брусники, клюквы. Черника везде. Но собирать ее уходим далеко, в те места, где черничные кустики становятся синими от ягод. В ход идут комбайны.

Они ускоряют сбор. Комбайн это металлическая коробка с ковшом и забралом, чтобы сорванная ягода не выпадала. Солдатская фляга набирается комбайном за несколько минут. Вообще подобное мероприятие возможно только рано утром, часа в четыре, когда комары еще спят, а сам стоишь в наряде по казарме, распорядок тебя не касается. И, разумеется, когда ты уже ходишь в старослужащих. После утреннего ягодного похода идем в столовую, берем положенный сахар и размешиваем его с черникой – это потрясающе.

Поздней осенью снарядили специальную группу за клюквой. Сначала мы долго ехали в грузовиках, потом минут сорок шли по лесной тропе. И вот перед нами болото – огромная поляна, затянутая мхом с редкими торчащими палками высохших деревьев. Надеваем на ноги чулки от ОЗК.

От берега болото отделяется узкой полоской жижи, ее нужно перепрыгнуть, и встать на качающийся мох, который легко держит человека. В тридцати шагах впереди кочка, в голубой дымке, размером с клумбу. Одна, другая. Подходим ближе – голубика. Кустик голубики похож на черничный, только чуть выше и ствол толщиной с палец. На кусте совершенно нет листьев, голые ветки с голубыми крупными ягодами. Голубика крупнее черники и вкуснее.

Но наша цель – клюква. Вокруг под ногами ковер из моха, по которому разбросаны темно-красные и фиолетовые бусинки размером с крыжовник. Кажется, будто клюква 'лежит' на мху. А если его раздвинуть руками, видно, что ягодка держится на тонком стебле, высотой сантиметров десять, как и сами стебли мха. Несозревшие ягоды белые или бледно-розовые. Они до поры согнули свои головки и прячут их во мху. Зрелые ягоды клюквы не лопаются, как купленные в магазине. Внутри у них мякоть, такая же, как у брусники, например.

Мы собираем клюкву в чехлы из-под чулок ОЗК специальными клюквенными комбайнами. У них полозья скользят по мху, приминая его, в щели между полозьями попадают ягодки и, отрываясь, остаются в лотке. Всю добычу сваливаем в общий вещмешок. На обратном пути вещмешок несет красноармеец впереди меня. Вижу, как покраснело дно, а снизу сочатся красные капли.