Олег Хафизов - Дом боли

Отвратительной осенью того же года по неизвестной причине все население Карапета от младенцев до престарелого хана, всего восемьдесят два человека, погрузилось на шхуну и отчалило в неизвестном направлении, чтобы не причалить нигде и никогда.

Считается, что шхуну ошибочно (или безошибочно) торпедировала британская (или германская) субмарина, и ни у одного из современных военных историков нет сколько-нибудь убедительного опровержения этой гипотезы (см. И. И. Громов. "Военная хроника Карапетского генерал-майорства до наших дней").

Нынешнее свое название Днищево получило по имени революционного ученого, матроса и врача Петра Днищева, который с одним столовым ножом и карманным томиком собственных сочинений скрывался в этих диких местах в течение долгих семи месяцев, питался одними кореньями, грибами и травами и тем не менее так ни разу и не вышел из лесу. Он же, Днищев Петр, стал первым (по Спазману) пожизненным председателем молодой карапет-днищевской республики (КДР), переименованной затем в карапет-днищевский национальный округ, и заложил медицинский заповедник своего имени.

Склонный к скандальным неожиданностям современный военный историк

Цой Неведов утверждает, что этот, вероятно, очень мужественный человек был врачом-психофизиологом, демократом и профессиональным каторжанином, а революционным матросом стал в годы национальной борьбы, по собственной прихоти, иначе трудно объяснить, почему такой хмурый, воинственный и, чего греха таить, довольно кровожадный герой неожиданно изменил направление своей деятельности с вооруженной борьбы на здравоохранение подданных; но классическая версия Е. Д.

Спазмана гласит обратное: Днищев был полным ничтожеством, пока самоучкой не достиг вершин психофизиологии. Во всяком случае, памятник грязноватого гипса, воздвигнутый перед воротами клиники, изображал задумчивого человека в докторском халате и бескозырке, с младенцем у обнаженной, чрезмерно рельефной для мужчины груди и мечом в мощной руке. Надпись на постаменте гласила: "Петр Днищев.

Все другим". Точная дата, причина и факт смерти матроса, философа и врача остались неизвестными.

– Подведем итоги сегодняшних процедур, – сказал Евсей Давидович, осмотрел значок "Чемпион больницы" на лацкане халата, сцепил на столе пальцы узких рук, хищно шевельнул усиками и перевел ясный хмурый взгляд на подчиненных. Медики зашевелились, словно пустили по штилю своих внимательных голов рябь беспокойства, в результате которого из переднего ряда поднялась Зинаида Облавина, моложавая и по-хорошему усатенькая. Поднимаясь, она розовела и одергивала узкую юбку.

– Медицинская сводка дня, – шоколадно сказала она и мельком переглянулась с Юлей Голодовой, как переглядываются очень близкие люди: сестры, школьные подруги, влюбленные, придающие каждому ничтожному обстоятельству значение условного кода.

Юлия потупилась.

– В результате сегодняшних процедур было шокировано электрическим током четыреста человек, доведено до рвоты – тысяча семьсот, подвержено профилактическим уколам, ожогам и ушибам разной силы девять тысяч четыреста восемьдесят ненормальных, как было предусмотрено.

Спазман кивнул, наклонился и уставился на поединок своих узких пальцев.

– Нормализован молодой человек по фамилии Пипов. Вода бойлера, в котором он проходил очередное прогревание, чисто случайно перегрелась до ста градусов и к тому же…

– К тому же?

– К тому же бедняга случайно задвинул себя сверху чугунной крышкой и крепко затянул болтами. Это выяснилось посмертно, когда

Пипов сварился.

– Пипов – это не тот худой молодой мужчина с гипертрофией половых органов, который эксгибиционировал на лестнице и приглашал меня на чай? – вслух вспомнила Юлия и возложила одну свою оголенную, гладкую и, странным образом, малопривлекательную ногу на другую точно такую же.

– Да, тот самый юноша, уверенный в неотразимости своих прелестей, которого мы называли твоим женихом.

Шутливое настроение Юлии и Зинаиды передалось веселым шумком другим медикам, как вдруг все вздрогнули и втянули головы от щелчка главдоковской авторучки по столу. Веселье окоченело.

– Мне не совсем понятна ваша радость, – тонко сказал Спазман. -

Ведь если я вас правильно понял, блаженной памяти Пипов сварен насмерть.

Рдение замшевых щек Зинаиды сменилось зеленоватыми пятнами. Она не смела отвечать.

– Но тогда у вас получается, что в результате вашей деятельности