Между тем девушки менялись на нем, как на тренажере для обучения верховой езде, успевая позевывать, обрабатывать ногти и лица и перекусывать. На груди его стоял поднос с кофейником и чашками, а на лице, как на диванной подушке, небрежно покоилась чья-то жаркая ляжка.
– Какой вопрос тебе достался по эстетическому воспитанию? – лениво интересовалась обладательница ляжки, кажется, одна из нескольких Тань.
– Взаимосвязь мировоззрения воспитанника с его обликом, – ритмично отвечала девушка, которая упражнялась офицером последней, юная поэтесса Валерия.
"Какая же это любовь?" – думал потный Арий, пробовал руками немеющие органы тела и со стоном переворачивался на больничном ложе, отвечающем пружинным стоном. Ночь казалась бесконечной.
– Всем на процедуры, пока не подошла и не отвела за руку каждого!
– провозгласила с галереи полная медицинская дама. Ее приветливый голос подействовал мгновенно, как боевая команда, и пациенты со скрипом начали покидать свои ложа и искать одежду, тапочки, часы и все, что угодно, лишь бы протянуть время.
– Облавина Зинаида Тихоновна, одна из наиболее влиятельных здесь фигур, а для нас-то, пожалуй, и поопасней самого Спазмана.
Прекрасная женщина, если ее не задеть, – прокомментировал Арий, спуская, как мог, свое ломаное тело с койки и устанавливая его при помощи костылей в ходячее положение.
– Мне уже надо куда-нибудь идти? – поинтересовался Алеша, немного встревоженный беспокойством ненормалов.
– Не знаю, как тебе, а мне, хочешь не хочешь, а будут сейчас делать тонизирующие прижигания, будь они прокляты, и никто здесь еще не избежал ни одной процедуры.
Арий нахмурился, словно рассердился на Теплина, что, мол, при избытке собственных забот он вынужден заниматься чужими, и поскакал в том направлении, куда стекались все. Алеша инстинктивно пошел за ним. Он не мог подвергнуть сомнению осведомленность такого множества людей и скорее готов был усомниться в своих предположениях. А что, если ему не должно и даже вредно находиться в курсе собственного лечения?
Заходя на галерею, ненормальные, набравшиеся откуда-то в неожиданно большом количестве, уверенно и угрюмо разбивались на группы по известному им признаку и образовывали очереди, иногда предлинные, перед дверями комнат, которые Алеша мысленно назвал
"кабинетами". Возле одной двери с надписью "Электрошок" собирались в основном старые женщины, хотя попадались и чьи-то дети, у другой, с надписью "Рвотное", толпились почти одни мужчины, как возле пивной, а возле третьей, на которой значилось "Бойлер", стоял всего один серолицый юноша в чужого размера пижаме, озирался и кривил бледные губы. Все ненормалы, включая тех, что считают своим долгом всегда подшучивать, настроены были сердито, как люди, направленные на бесплатный труд. Никто не нарушал очереди, но и не уклонялся от нее.
Одним словом, все выглядело производственно. Бодряками глядели медики. Они сновали между покорных пациентов, как жадные белые чайки в неповоротливых серых голубиных стадах, остро задевая встречных взглядом, репликой, а то и локтем. Вот кто сочетал удовольствие с необходимостью и с толком вершил дело. Смотреть на них было страшновато. Без единого вопроса Алеша занял очередь к двери с лаконичной надписью "Бокс", не очень длинную, но и не слишком короткую как подозрительная очередь в "Бойлер", и наиболее близкую ему по возрастному и половому составу. "Попробую сюда, – сказал он себе. – Прогонят – и хорошо". Напряжение росло.
Людей принимали порциями по пять-семь человек и выпускали довольно быстро таких же, но облегченных миновавшей процедурой, расслабленных, а потому болтливых. "Сегодня не так больно", – доходило до Алеши.
– "А мне как ломом садануло, аж в глаза отдало. А мне сегодня хорошо, как сквозь вату. А мне больно, очень больно, как никогда.
Главное, расслабиться и покрепче сжать зубы". Все выходящие прижимали к носам пропитанные кровью тампоны.
– Пять-семь человек мужчин, быстро, пока не выбрала и не отвела за руку сама, – сказала из двери медицинская голова в высоком цилиндрическом колпаке. Из кабинета повеяло чем-то обморочным. Алеша оглянулся и, поскольку никто не попытался его опередить, вошел в
"бокс".
В центре комнаты стояло устройство вроде разрезанной вдоль высокой бочки, то есть половина бочки из пластика и стали, от которой, как от всякого порядочного устройства, отходили многочисленные кабели и провода. Внутри полубочки находилось возвышение с резиновым ковриком, как на весах, а позади нее был расстелен обычный спортивный мат.
Читать дальше