Владимир Яременко-Толстой - Девочка с персиками

Поэтов.

Был теплый осенний вечер. Шуршали опавшие листья. Преподобный отец Агапит дергал Карин за косу, предлагая пойти с ним в кусты, и называл ее "девкой". Ощущение всеобщего счастья и благодати витало в воздухе. Русская православная община, много лет надлежащим образом не окормлявшаяся, наконец-то приобрела своего духовного лидера.

Затем я завел всю толпу к себе в мастерскую, чтобы показать картины. Уже снятые со стены по приказу Шмаликса, они скромно стояли в углу. Мне надо было их куда-то забрать или устроить выставку.

Барыгин сказал, что он тоже художник. А отец Агапит выразил настойчивое желание попасть на ночь Голых Поэтов…

Ночь Голых Поэтов под угрозой срыва. Ив начинает чесаться.

– Владимир! – деловито говорит мне в трубку косоглазая Клавка. -

Австрийским авиалиниям нужно срочно дать списки всех летящих из

Лондона, ты можешь это сделать до завтра?

– Клавдия, – говорю, запинаясь, я. – Не знаю, как тебе это лучше сказать…

– Говори… – по тревожным интонациям ее голоса чувствуется, что она уже догадалась, о чем сейчас пойдет речь.

– Клавдия, у доктора Паркера умер отец…

Я слышу как она хватает ртом воздух, не находя слов, я пытаюсь ей что-то сказать, но в ответ слышу лишь короткие гудки.

Это было какое-то наваждение. Словно некий злой английский волшебник из книги Роулинг наложил проклятье на выступление голого психиатра. Доктор Паркер дал мне телефон доктора Марка Солтера, который по его словам, мог бы его заменить. Однако я боялся позвонить доктору Солтеру, интуитивно предчувствуя, что, если я это сделаю, то снова приключится беда. Например, разобьется самолет, на котором он будет лететь в Вену…

"Солтеру должен позвонить кто-то другой" – подсказала мне вдруг моя интуиция. Я взглянул на часы. Стрелка приближалась к половине шестого вечера. Значит, Ив сейчас еще у врача. Поспешно накинув куртку, я выскочил из дома и опрометью побежал к подворотне дома номер 115 по Марияхильферштрассе, остановившись только перед гравированной табличкой с надписью "Дермато-венеролог доктор

Ганс-Йорг Раух".

Ждать мне пришлось недолго. Минут через пять из подворотни, не замечая меня, пулей вылетел Ив. Еще мгновение, и его курчавая еврейская голова скрылась за поворотом Штумпергассе.

– Ив! – закричал я. – Подожди, ты мне нужен!

Но француза уже и след простыл. Я выругался матом и сплюнул.

Когда я завернул на Штумпергассе, то не увидел вдоль всей улицы ни единого человека. Я его потерял. Мобильного телефона у него не было. В отчаянии я стал бегать по улицам, надеясь его отыскать.

Неожиданно он сам вдруг вынырнул мне навстречу. Глаза его слезились от боли, верхняя губа была закушена до крови. В углах губ белела сбитая в пену слюна.

– Ив, – сказал я ему.

– Наркоз отходит, – пожаловался он.

– Ив, – сказал я серьезно. – Надо действовать, иначе будет пиздец!

– Пиздец чему? – окинул он меня мутным взглядом.

– Пиздец Голым Поэтам.

– А что произошло?

– Очередной психиатр не может приехать в Вену. У доктора Паркера умер отец. Представляешь? Это какой-то заколдованный круг. Надо, чтобы за дело взялся ты. Причем немедленно. Клавдия в шоке. Паркер дал мне телефон доктора Солтера, но я боюсь звонить, хочу, чтобы это сделал кто-то другой…

– Пускай ему позвонит Гадаски!

– На Гадаски я уже не могу полагаться. Ведь он патологически ленив. Особенно после женитьбы. Достаточно и того, что он согласился приехать сам, чтобы с нами выступить. Я хочу, чтобы Солтеру позвонил ты. Причем сегодня же вечером.

– А у тебя есть его домашний номер?

– Есть номер его мобайла.

– Ладно, я ему позвоню. Видишь, я занят твоей работой.

Организацией, звонками, а ты мне ничего не платишь.

– Мне еще самому не заплатили, но я тебе заплачу, когда заплатят мне.

– У меня почти совсем не осталось денег.

– Но тебе ведь хорошо платили, пока ты был президентом студенческого совета.

– Вот именно, что студенческого совета. Если бы я был президентом

США, тогда другое дело, тогда бы у меня не было проблем с деньгами, а так они у меня есть.

– Хорошо, давай зайдем в "Голубой Помидор", я угощу тебя пивом, а затем будем звонить в Лондон.

Пока я варил макароны, Ив пиздел по телефону с Лондоном. Я ловил обрывки его фраз, размешивая в кастрюльке томатное суго, и краем глаза наблюдая, как его правая рука чешет в штанах яйца. Трубку телефона он держал левой. Ив был левшой.