Владимир Яременко-Толстой - Мой-мой

– Ксюша, теперь делаем видео. У меня возникла интересная мысль.

Ты будешь боксировать лампочку, ты высокая, и тебе будет легко до нее дотянуться. Включаешь ее, за веревочку нужно дернуть, и вот так боксировать и ногами бить, ноги повыше задирать старайся! Вот так, хоп-хоп!

Когда стены в квартире оказались убранными, в образовавшейся комнате осталось три источника света. В комнате, в бывшей прихожей и в бывшей кухне. Я все их решил оставить. Теперь это выглядит очень забавно. Можно зажигать их по одиночке, а можно все сразу. Получается интересное освещение. Комнатная лампочка у меня осталась от люстры и она со шнурочком. Дергаешь за шнурочек, и она зажигается. Это удобно, не надо ходить к выключателю. Лампочку я вкрутил красную.

Ксюша дергает за шнурок – загорается красная лампочка. Она ее боксирует, но не бьет, задирает ногу, хорошо. Одна проблема, когда Ксюша задирает свои длинные ноги, она не влезает в объектив видеокамеры. Я отхожу дальше и дальше, и дальше отходить мне уже некуда. Открываю дверь в ванную и отхожу туда.

– Надо включить музыку! – кричит разгоряченная Ксюша. – Под музыку мне будет легче двигаться!

– Нет проблем! – я включаю магнитофон.

Ксюша движется в жестком ритме, я снова отхожу в ванную, в самую крайнюю точку. Сажусь на унитаз, так удобней. И вдруг – бамс! Задеваю зеркало, стоявшее на батарее, и оно падает на кафельный пол.

Естественно разбивается, слышен звук битого стекла.

– Что случилось?

– Черт побери, я разбил зеркало!

– Плохая примета, – замечает Ксюша.

– Плохая или не плохая, а без зеркала я, черт возьми, остался!

Со съемками закругляемся. Прошу Ксюшу вынести по пути зеркало на дворовую помойку. Договариваемся, что она придет в субботу и принесет сумку с обувью и одеждой, чтобы можно было работать дальше. Она хочет, чтобы я сделал ей порт-фолио.

У Пии я застаю Люду. Она останется с Каем, пока мы будем ходить в кино. Покуда собирается Пия, Люда успевает мне шепнуть по секрету, что Пия ее спрашивала, не могу ли я работать на КГБ, но Люда ее подозрения рассеяла.

– Ну и зря, – говорю я. – Если бы она думала, что я работаю на

КГБ, ее ощущения были бы острее.

На улице я ловлю машину, и мы едем до кинотеатра "Аврора". По дороге я рассказываю, как я отравился краской, и что разбил зеркало, умалчивая о том, при каких обстоятельствах это произошло.

– А мне позвонили из Хельсинки. Моя машина готова. Я могу ее забирать. В конце этой недели еду в Финляндию. А ты тоже можешь ехать в Финляндию, если у тебя австрийский паспорт?

– Могу, мне визы не надо.

– Но, знаешь, мы лучше едем туда с Каем. Это наше с ним личное дело, мое и его и я не хочу, чтобы там еще кто-то был.

– Как хочешь, мне безразлично.

– А ты был в Финляндии?

– Был в Хельсинки проездом один раз, всего несколько часов. Купил очень хорошего матерчатого оленя. Теперь это любимая игрушка моей дочери.

– Ты за ней скучаешь?

– Я видел ее совсем недавно, до того я жил с ней один почти четыре года, пока ее мама путешествовала и пробовала стать художницей. Сейчас она нагулялась, неплохо этаблировалась в арт-бизнесе и хочет заниматься ребенком, а я могу делать, что захочу. Трудно было быть отцом-одиночкой. Но теперь я – мужчина в свободном полете. А с Анастасией могу увидеться летом.

– Если она будет приходить в Санкт-Петербург, можем знакомить ее с Каем.

Пия очень хорошо говорит по-русски, но ее речь имеет несколько характерных особенностей. Она не употребляет глагол "ехать/ездить", а почти всегда говорит "ходить". Еще она иногда путает женский и мужской род, а также вместо "положить" всегда говорит "поставить". Еще она совершенно не знает мат, ни единого слова, кроме слова "хуй", которое она употребляет с большим удовольствием. Сперва у меня возникла мысль ее чуть-чуть подучить, но я передумал, решил оставить на потом.

В кинотеатре "Аврора" большое столпотворение. Мы идем в зал, и я вижу, как она счастлива идти со мной рядом. Она даже подпрыгивает от радости и головой по сторонам вертит, мол, смотрите, я иду с мужчиной! Похоже, у нее давно никого не было. Хотя она меня, можно сказать, сама сняла в баре. Что-то здесь не стыкуется.

Исландский фильм "Рейкьявик 2000" – фильм с претензией, переполненый набором расхожих западных клише левацкого толка и политической корректности. Эдакая переслаженая конфета с пресноватым салатом из всего, что попадалось режиссеру под руку. Но Пие он нравится.

– Это очень хороший скандинавский фильм! Думаю, он бы понравился моей маме, – говорит довольная Пия.