Владимир Яременко-Толстой - Мой-мой

Сейчас, когда жизнь стала гораздо интереснее и интенсивнее литературы, нужно просто описывать ее куски, делать так называемый Zeitschnitt, срез времени, нарезать время, как колбасу. Время – продукт скоропортящийся и поэтому резать его надо быстро. Время, как и съеденная колбаса, быстро исчезает и забывается.

С Леночкой Краковской Игорь Колбаскин познакомился на party, которую мы с Тимом устраивали прошлым летом на Фурштатской 13, в доме рядом с американским консульством. На party оказался и Колбаскин, которого как бы никто и не приглашал, но который как-то о party пронюхал и пригласил себя сам. Вообще, в большой четырехкомнатной квартире, снимаемой нами у моей несостоявшейся любви Анны Егоровой, студентки факультета журналистики университера, народу набилось много. Гадаски появился там с Леночкой, на которую Игорь Колбаскин сразу же положил свой глаз, записав ее телефон в свою записную книжечку.

Леночка была к тому времени уже матерью двоих детей, недавно разведшейся со своим вторым мужем. Работала она в представительстве какой-то компании, торгующей мобильными телефонами, и зарплату получала в долларах. После развода с мужем она купила себе трехкомнатную квартиру на Литейном проспекте.

Почему Игорь Колбаскин не занялся ею сразу, до сих пор остается для меня загадкой, но за день до моего отъезда в Вену в феврале он позвонил мне и сказал, что созвонился с Леночкой, и они хотят зайти ко мне вечером в гости. Только попозже, так как ей надо будет сначала уложить детей спать.

У меня как раз оставалась литровая бутылка крепкого английского джина "Бифитер", купленная мною в магазине duty-free. Они появились около десяти. Колбаскин и Леночка уселись на край надувной американской кровати, а я сидел на полу. Мы пили джин, разбавляя его ананасовым соком, и быстро пьянели. Говорили о жизни. Леночка сказала, что видела меня несколько раз по телевизору и удивляется, что я стал таким известным.

Мне было приятно это слышать, хотя я и не считаю себя очень известным. Просто меня любят показывать по телевизору. Так получается. Будь то ВВС, CNN, австрийское телевидение или какой-нибудь захудалый шестой канал питерского, меня всегда стараются показать, причем совершенно по разным поводам. Практически в каждый из моих приездов в Россию меня показывали по телевизору как минимум раз или два. Видимо, карма у меня такая, что меня показывать любят.

В какой-то момент нашей беседы Игорь Колбаскин, сидевший поближе, стал осторожно трогать Леночку за пизду. Заметив, что она воспринимает его поползновения благосклонно, смотря при этом исключительно на меня, я вытащил свой возбужденный член, который она тут же жадно схватила рукой, делая ритмические движения.

Наши действия Игори Колбаскин воспринял как сигнал к началу небольшой оргии и начал стаскивать с нее джинсы. Затем он тоже достал член, и Леночка взяла его в свободную руку. Так она дрочила нам какое-то время, а мы трогали ей пизду и грудь.

Ее грудь под задранным свитером оказалась обвислой и дряблой. Вообще, весь ее передок выглядел как старая половая тряпка, несвежим и дряблым. Казалось, что нею каждый день мыли, драили пол в какой-нибудь коммунальной квартире. Однако мне в тот момент ее почему-то хотелось. Поэтому я раздвинул ей ноги и засунул свой член в ее разебанные влажные внутренности. Конечно, мне следовало бы надеть презерватив, что я всегда обычно и делаю, но в тот раз я почему-то этого не сделал. Я поступил в высшей степени иррационально, примерно так же, как Светка, съевшая горшок протухшего рагу в кафе на Пяти Углах. Перед глазами я видел пыхтящую задницу Игоря Колбаскина, дававшего Леночке в рот. Может быть, мне казалось тогда подсознательно, что Леночка, будучи матерью двоих детей и до недавнего времени замужем, не может меня ничем наградить. Я скорее боялся Игоря Колбаскина, но я ведь ебал первым.

– Лена, я могу кончить в тебя? – поинтересовался я на всякий случай, чувствуя приближение оргазма.

– Конечно! Давай – кончай!

Я выстрелил в нее поток горячей спермы и тщательно все там хуем перемешал, превратив ее мятую пизду и живот в горячее липкое месиво.

– Может поменяемся? – спросил я у Колбаскина.

– Да у меня что-то вообще не стоит, – ответил он, покорно уступая мне место.

Леночка жадно облизала мне хуй и принялась строчить быстрыми короткими движениями, словно Анка Пулеметчица. Я смотрел на ее раскрасневшееся от усердия лицо и думал о Гадаски. Как он мог любить подобную блядь? А, может, она тогда не была еще такой блядью? Нет-нет, была, была! А не то не изменяла бы ему с комиссаром стройотряда – секретарем комсомольской организации института.