Владимир Яременко-Толстой - Мой-мой

В квартиру меня запускает Кай. Картину Будилова я несу прямо перед собой на вытянутых руках, сам скромно за ней прячась. Осторожно выглянув из-за картины Будилова, я лицезрею возлежащую на большом обеденном столе Пию, разминаемую Гульнарой. Она лежит на животе лицом в мою сторону и улыбается мне смущенной мягкой улыбкой, не зная, куда ей спрятать глаза. А Гульнара меня радостно приветствует:

– Ой, Володя! У Пии очень удобный стол – в самый раз для массажа!

Я никогда еще не встречала таких удобных столов. У него закругленные углы, и мне легко подступиться к любой части тела. Это – мечта массажиста!

– Он удобный, потому что он – финский! – замечает Пия.

– Как дела? – спрашиваю я. – Я посылал тебе много текст-мессиджей, но ты мне не отвечала. Я волновался и весь день не находил себе места.

– Да, я знаю – я их получила, – она пытается согнать с себя улыбку, но это ей не удается, и она прячет лицо в одеяло. Она не в состоянии скрыть, что ей приятно меня видеть. Я подхожу поближе, нагибаюсь и терпеливо жду, пока она высунется. Наконец она робко выглядывает одним глазом и, встретившись с моим взглядом, хихикает. Ей хочется на меня сердиться, но она не может. Мое сердце тихо поет. Значит, страхи мои были напрасны – она вчера ничего не видела, не слышала и за дверью не стояла, она просто обиделась, что я уходил. Вот и все. А это можно исправить. Это еще не трагедия, а всего лишь мелкое недоразумение.

Я иду в кухню поиграть с койрой в ожидании, пока Гульнара закончит массаж. Выпроводив Гульнару, Пия присоединяется ко мне и говорит:

– Гульнара мне нравится, она так много всего рассказывает и зовет меня с собой в мечеть. Я только боюсь того, что она – мусульманка. Я позвонила ей сегодня утром, и она сразу согласилась прийти. Она – хорошая. Лучше, чем Лена.

– Ты на меня сердишься?

– Думаю, нам надо сделать паузу в наших отношениях и посмотреть, что будет. – Зачем?

– Я так хочу. Сейчас придут Юкка и Лиза, а ты уйдешь!

– Хорошо, если ты на этом настаиваешь, я уйду.

Когда появляется Лиза, я говорю ей:

– Hi, Lisa! I am going now. I have to make some international calls.

Пия улыбается и целует меня на прощанье в губы.

– Я пришлю тебе мессидж перед сном, чтобы пожелать спокойной ночи, – говорит она, провожая меня за дверь.

В половине двенадцатого она сообщает мне, что гости ушли, и что она в постели. "Have a nice dreams!" – пишу я и ложусь спать на свое жесткое ложе. Мне неуютно и одиноко. Отношения выяснить так и не удалось. От грустных дум меня отвлекает звонок Хайдольфа – в Вене на два часа меньше. Там еще только десять. Он снова сидит с Кристиной в ресторанчике "Македония" и звонит со своего мобильного телефона:

– Толстой, как дела? Ты уже вернулся из Финляндии? Как там твоя финская женщина? Она что-то от тебя хочет?

– Она хочет выйти за меня замуж!

– А зачем ей это нужно?

– Как – зачем? Чтобы стать Толстой! Пией Алквист-Толстой.

– О, тогда – это серьезно! Женщины любят красивые слова и громкие имена!

– Ты, как всегда, прав, Хайдольф! Что же мне делать?

– Не женись, Толстой! Разве тебе это нужно?

– Но все не так просто, как кажется.

– Тогда – смотри сам! Погоди, с тобой еще хочет говорить Кристина.

– Привет, Толстой! Не женись, – говорит Кристина. – Ты уже договорился о выставке? Необходимо срочно что-то решать. Постарайся поскорее найти помещение.

– Хорошо, я займусь этим послезавтра. Завтра у нас праздник.

– Какой?

– День Победы.

– А… это – у вас праздник.

Выглянув утром за окно, я отмечаю про себя, что машина Пии стоит перед консульством, поблескивая в майском солнце своими серебряными боками. На улице Чайковского праздничный штиль. Лишь несколько владельцев выгуливаемых собак неторопливо прохаживается вдоль зеленеющих газонов.

Над парадной дверью финского консульства сегодня не развивается, как обычно, белый флаг с синим крестом и гербом посередине. Почему? Нужно будет спросить об этом у Тимо. Ведь это именно он вывешивает и снимает легкое шелковое полотнище.

Поведение финского флага на консульстве весьма своеобразно. Иногда он вывешивается, а иногда – не вывешивается. Иногда он остается на ночь, а иногда – нет. Вешается и снимается он тоже в разное время, но чаще всего Тимо выносит его вешать в половине девятого утра, когда все приходят на работу, а снимает – в четверть пятого, когда все уходят.

Сегодня флага нет. То ли Тимо забыл его повесить, то ли это каким-то образом обусловлено политически. Загадка. А мой день начинается с переписки. Это переписка с финской женщиной-дипломатом. Но это не совсем дипломатическая переписка, хотя она и дипломатична.