Владимир Яременко-Толстой - Мой-мой

От станции метро "Петроградская" к Дворцу Молодежи мы с Ольгой идем пешком. Мы идем по набережной реки Карповки и она рассказывает мне о времени, проведенном ею в Будапеште, как она там училась, и как однажды их повезли в Вену. На два или три дня, я так и не понял точно, насколько. На выходные. Ночевали они прямо в автобусе, а днем ходили по городу. С ними поехала тетенька-экскурсовод, которая провела для них пару экскурсий, но в автобусе она не ночевала, у нее в Вене была учившаяся где-то дочь.

Эти несколько дней Ольга вспоминает, как самые прекрасные в своей жизни. Она была влюблена. В такого же, как и она, студента. Он был американец, и они были счастливы. Они ели итальянское мороженое, валялись на газоне в Хофбурге, занимались сексом в кустах Фольксгартена.

Слушая ее, я думаю о себе, о том, что в Вене я не всегда был счастлив, что люди там подвластны капризам и изменчивы, как и часто меняющаяся предальпийская погода. Что там не принято говорить правду в лицо, но принято сказать ее за глаза, принято делать хитрые подлости и мелко гнилить. Там можно попадать в абсурднейшие ситуации и чувствовать себя героем Кафки, но можно и самому такие ситуации разыгрывать и никому это не покажется странным. Я сам это пробовал, и у меня получалось.

Служа в университете, я опекал от 200 до 250 студентов в семестр, и у меня было прекрасное поле деятельности, на котором я мог проводить любые эксперименты. Социально-экономический факультет, на котором я преподавал, имеет элитарное отделение, на котором, наряду с прочими, учатся дети крупнейших предпринимателей и бизнесменов Австрии. Посещение в Венском университете свободное. Кто хочет, может ходить, а кто не хочет – нет. Преподаватель может вести список учета посещаемости, если ему это нужно. Я же никогда такой список не вел. Занимая скромную должность шефа маленького русского департамента, в котором иногда, кроме меня самого, у меня не было других подчиненных, я мог делать все, что хотел. Я сам составлял и утверждал программы, распределял часы, назначал экзамены, решая, будут они устными или письменными и та далее, и тому подобное.

На занятия студенты записывались по интернету, у каждого из них был свой условный счет в пунктах и свой матрикуляционный номер, которые они могли поставить на тот или иной предмет. Сделано это было для того, чтобы студенты не записывались на все подряд, а выбирали только те занятия, на которые они предполагали ходить. В австрийских университетах, в отличие от российских, практически нет никакой обязаловки. Свой учебный план студент составляет сам, комбинируя согласно собственным интересам.

Очень скоро мне бросилось в глаза, что студенты были двух видов – те, которые ходили, и те, которые не ходили. Те, которые хотели учить много и быстро, и те, кто ничего не хотел делать, но любыми правдами и неправдами получить свой зачет или экзамен. Не ходившими и неучившими были, главным образом, молодые люди и девушки, учиться которых заставляли родители. Но был еще и другой пласт лентяев – это был так называемый югос.

"Югосом" в Австрии называют живущих там югославов, будь то сербы, хорваты, босняки или македонцы. Вплоть до недавнего времени, пока не разразились бесчисленные балканские войны, жители этой приграничной страны могли приезжать в Австрию и работать на определенных, не востребованных коренным населением, работах. У этих людей были дети, у их детей тоже дети, но менталитет от поколения к поколению существенно не менялся, оставаясь славянским, они были ленивы, хитры и, если была такая возможность, старались получить все "на шару".

Много югоса было и в университете, у него было обостренное чувство стадности, он ходил толпами или небольшими группками. Югос подразделялся на трусливый и наглый. Трусливый югос на занятия не ходил и на экзамены не появлялся, продолжая однако записываться регулярно по интернету из семестра в семестр. Наглый же югос тоже на занятия не приходил, но на экзаменах появлялся. Все знали, что списки посещаемости я не веду, поэтому теоретически могу не знать, кто у меня посещал, а кто – нет.

Экзамены, кроме одного дипломного, предписанного деканатом, я всегда делал устными. Когда под дверью моего офиса появлялась толпа наглого югоса, а я это слышал уже издалека по их шумным крикам, которыми они друг друга подбадривали, наступало мое время. Входили они обычно по двое или по трое, и я их не разгонял, но начинал спрашивать по одиночке.