Ирина Муравьева - Дневник Натальи

Минут через сорок мы доехали. Институт Сербского. Знаю, много раз проходила мимо, хотя никогда не обращала внимания. Входим через какую-то заднюю дверь вроде проходной. Сидит страшная бабища, людоед в косынке. Ян ей называет фамилию, и нас пропускают. Специально пишу подробно, боюсь перепутать! Заходим в маленькую приемную. Я начинаю дрожать, мне холодно. Нюра держит меня под руку. Белая вся, волосы распущены. Девочка, как мы с тобой здесь оказались? Пожалей маму! Не пожалеет, наверное. Плоть и кровь моя… Но я ведь не знаю главного! Главного-то я не знаю! Чья душа в тебе, плоть моя? Кто в тебя вселился, доченька?

У меня паника, я чувствую, что схожу с ума, у меня путаница, паутина, не помню, почему мы здесь, кто это рядом с Нюрой…

Я взяла себя в руки и заставила — я заставила — себя успокоиться. Вошел длинный, смуглый, сутулый, с острой черной бородой. Черт в халате. Поздоровался со мной за руку. Имени я не запомнила. Начали беседовать. Я уже не дрожу, мне не холодно, мне почти не страшно. Он хотел побеседовать наедине, Нюра и Ян вышли, мы остались. Он какой-то странный, как загримированный, как из оперы. А вдруг он и не врач? А кто же? Он спросил, чувствую ли я подавленность? Чувствую, но тебе не скажу. Что такое — «подавленность»? Если у человека отняли одного ребенка, и непонятно, что завтра случится с другим ребенком, и мужа нет, и работы нет, что прикажете чувствовать? Вдохновение? Я ему сказала, что у меня климакс. Он кивнул головой и поставил вопрос иначе: чувствую ли я себя хуже и беспокойнее, чем раньше, скажем, полгода назад? Мне опять страшно: а вдруг он меня не выпустит отсюда? Зачем они закрыли дверь? Почему он прогнал Нюру с Яном? А если — это… Мне страшно, страшно, но я не должна кричать, я ничего не покажу, потому что тогда они меня точно не выпустят! Если бы только голова не болела так сильно! Он похлопал меня по руке. Поймал мою дрожь. Я стиснула зубы, чтобы не закричать.

— Давайте успокоимся, — сказал он, — я хочу вам только добра, у вас сильное нервное истощение… Скажите, вы читаете книги? Газеты? Ходите в гости? В театры?

Я поняла, что надо быстро и решительно лгать. Только это меня спасет! Какая пытка!

— Я очень много читаю, — сказала я, — я много смотрю телевизор. У меня много друзей, и я очень люблю театр.

— Я вам задам личный вопрос, но меня вы не должны стесняться, — сказал он. — Вы ведь расстались с мужем, как я слышал? Как давно прервались ваши интимные отношения?

— Не помню, — сказала я, стуча зубами (ничего не могу поделать!).

— Ну, примерно? — спросил он.

— Год, — наврала я, — может быть, чуть-чуть меньше.

— Кто был инициатором, можно вас спросить? — сказал он.

— Я, — наврала я.

— Почему? — спросил он.

— Я перестала любить своего мужа, — наврала я.

— Вы увлеклись кем-то другим? — спросил он.

— Нет, — сказала я.

— Тогда почему вы? — спросил он. — Вы не были удовлетворены своим мужем?

— Да, — наврала я. — Не была.

Он сверлил меня круглыми черными глазами. Страшно мне. Когда выпустят? Я сейчас закричу. Но они не выпустят меня, если я закричу. Терпи, терпи, Наталья.

— Бывают ли у вас, — он сделал паузу, — бывают ли у вас сексуальные фантазии?

— Нет, — сказала я.

— А вообще фантазии? Сны? Представления?

— Нет, — наврала я, — сплю как убитая.

— Как вам живется в семье?

— Я что, обязана отвечать на этот вопрос? — спросила я.

— Нет, — сказал он спокойно, — но я думал, что вам самой хочется поговорить об этом.

— Я не очень люблю разговаривать с незнакомыми людьми на подобные темы.

— Понимаю вас, — кивнул он, — конечно, конечно. Но если вы не хотите о семье, давайте…

— Давайте не будем, — попросила я.

— Давайте, — согласился он, — я могу предложить вам попринимать кое-что… Но на один вопрос я все же попрошу вас ответить…

— Хорошо, — сказала я.

— Думаете ли вы о смерти, и если думаете — то кажется ли вам, что смерть была бы для вас…

Он на секунду запнулся, словно подыскивая слово.

— Выходом? — спросила я.

— Ну, если хотите, то да, выходом.

И тут я поняла, что нельзя говорить правду — совсем нельзя!

— Нет, — сказала я, — никаких таких глупостей я не думаю. Никогда.

Он облегченно усмехнулся. Достал из кармашка рецепт, что-то на нем нацарапал, приоткрыл дверь в коридор, и тут же появились Нюра с Яном. Он протянул Яну рецепт, а Нюре сказал:

— Побеседовали мы с вашей матушкой. Ей нужна спокойная домашняя обстановка.

Она вспыхнула и разозлилась.