Владимир Митрофанов - Зачистка территории

– может быть, подул ветер, у стреляющего устала рука, чуть сбился прицел, снайпера укусил комар или муха – короче, что-то произошло.

Но что бы там ни случилось, ангел прикрыл Павла и отвел от него пулю. Вполне может быть, что до этого происшествия произошла какая-то еще более длинная и сложная цепочка событий, в результате которой Павел тогда остался в живых. И может быть, поэтому осталась жить девочка, которую он месяцем позже спас от рук маньяка. И вот теперь в череде этих якобы случайностей в жизни Павла появилась Даша.

А вот Игоря, лучшего друга Павла, уже не было навсегда. Что можно было об этом сказать? Тоже, по сути, произошло несчастное стечение обстоятельств. Стихийное бедствие. Война. Игорь тогда вдруг сказал:

"Посмотри, Паша, что там у меня на спине?" В спине его была маленькая дырка, из которой текла и пузырилась кровь. "Ты ранен?" – похолодев, глупо спросил тогда Павел. Игорь уже не смог ему ничего ответить.

Размышляя об этом, Павел шагал по родному городу. Когда он дошел до своего временного обиталища, было уже без двадцати семь. Пора было собираться в баню. Он вошел в квартиру, подошел к кровати и погрузил свое лицо в подушку. На подушке, где лежала Даша, еще оставался запах ее волос. Павел с минуту наслаждался им, а потом, сунув в пакет полотенце, вышел из дома.

С Шаховым они договорились встретиться там же, где и всегда встречались в прошлые годы, – на перекрестке у конца монастырской стены, где ныне прямо в угловой башне вместо монастырской лавки работал ларек, торговавший свежей выпечкой, на котором было написано

"ИЧП Говенко Н.А.". Павел пришел даже чуть пораньше, и какое-то время стоял и ждал, размышляя, съесть или не съесть пирожок. Пирожки были на вид довольно аппетитные, но есть пока не хотелось. Мимо

Павла проходили какие-то странные местные личности и почти все нетрезвые. Судя по всему, в городе завелись какие-то оригинальные типы, которых раньше или вовсе не было или он просто их не не замечал. Например, прошел парень с квадратной головой и с глазами в кучу. От него на два метра несло то ли кислой капустой, то ли чесноком, то ли перегаром – то ли всем перечисленным сразу. Потом проплелся унылый прапорщик в мятом камуфляже с лицом цвета сырой говядины, несомненно, что с очень хорошего бодуна. Затем дед какой-то прилип к Павлу с вопросами. Дед этот был в железнодорожной фуражке, с обветренным лицом и с красным носом, и можно было сразу с уверенностью сказать, что он бывший железнодорожник и что водки он выпил за свою жизнь столько, что это исчисляется не менее как именно железнодорожными цистернами. Пробежал куда-то и тот самый знаменитый мальчик Вова Васильков, размахивая пистолетом чрезвычайно похожим на настоящий. Почти не поднимая ног, прошаркал опрятный старичок в коротких брюках и с ваткой в ухе – Павел узнал в нем всеми уважаемого и уже совсем старого доктора Горохова. В свое время

Горохов был известен тем, что привязывал бабушкам к пяткам витамины, и тем очень помогало от суставов. Куда-то пробиралась тетка лет пятидесяти с волосами совершенно дикого цвета. Словами определить этот цвет нехудожнику было просто невозможно. У этой тетки к тому же оказался совершенно "черный" взгляд – как у самой настоящей ведьмы.

В средние века только за один такой взгляд ее немедленно бы сожгли на костре, хотя, конечно, не исключено, что это были просто контактные линзы. Но все же, когда она прошла, Павел на всякий случай перекрестился и сплюнул ей вслед. Он, как все влюбленные, был суеверен.

Ровно в семь подошел Аркадий Шахов – тоже с пакетом в руке.

– Как сходил в музей-то? – тут же спросил он Павла.

– Ты знаешь, очень хорошо сходил. Действительно оказался классный музей! – ответил Павел, которому показалось, что этой поход в музей с Дашей был уже очень давно, словно даже и не сегодня.

– Слушай, тогда, может, и мне надо сходить? – всполошился Шахов.

– Обязательно сходи! А вот скажи, действительно, что когда прах распятого мученика батюшки Михаила откопали, чтобы перезахоронить, то будто бы обнаружили, что мощи его совершенно не истлели? – спросил он у Шахова.

– Старухи рассказывали, что так оно и было. Но вот, говорят, у афонских-то старцев по-другому: те считают, что если тело не разложилось за какое-то определенное время, то значит, Бог к себе покойника не принимает. Так однажды раскопали там, на Афоне, могилу одного монаха и увидели, что мощи его совсем не разложились, а просто почернели. Стали узнавать его историю, и оказалось, что он чем-то обидел своего друга, и как раз из-за этого будто бы в монастырь и ушел. А друг так его до сих пор и не простил, и будто бы оттого-то Бог и не принимал к себе душу этого монаха. Тогда будто бы вызвали этого самого друга, и тот сказал прилюдно, что прощает, над останками совершили молебен, и тут же, в этот самый миг тело покойника прямо на глазах стало разлагаться… Мне, вот, только очень интересно было бы узнать, и чем же он так обидел того своего друга? Как ты думаешь?.. Вряд ли речь идет об убийстве. Это уже была бы не обида, а преступление, а значит, совсем другая разборка.