Владимир Митрофанов - Зачистка территории

Павел увидел ее глаза близко-близко, в тот же миг для него началась новая жизнь и новая большая и настоящая любовь. А та прежняя, первая настоящая любовь, которая все еще тянулась и тянулась за ним из его доармейской юности (потому что человек никогда не живет без любви – пусть даже прошлой) тихо и нежно оставила его, и Павел был уже полностью в новом чувстве, и все вокруг теперь казалось ему незнакомым и удивительным.

Вскоре все смущения прошли, одежда уже лежала на стульях аккуратно сложенная, а Даша ходила по квартире совершенно голая – заваривала чай и мыла яблоки, поскольку больше ничего из съестного в квартире не было, а оба вдруг захотели есть. У Павла все это время в голове стучала одна мысль: только бы день не кончался. Долго пили чай. Даше очень нравилось ходить по квартире голой. Она никак не могла заставить себя одеться или хотя бы накинуть рубашку. Это уже потом у себя дома ей стало стыдно, а здесь она так и перемещалась обнаженная туда-сюда – на кухню и обратно. Тело ее светилось в слепящем солнечном свете, падающем в раскрытое окно. Павлу показалось, что все это ему снится, потом увидел близко голубую пульсирующую жилку у нее под кожей и вдруг понял: "Это не сон, она – настоящая!"

Затем они снова лежали в постели и целовались. Даша вдруг рассмеялась – прыснула прямо Павлу в губы:

– Тут как-то слышу, бабуля одна на скамейке говорит так злобно, глядя на целующуюся парочку: "Вот присосались, вот присосались-то!"

А это ведь так приятно…М-м-м…

У Павла на щеках внезапно выросла щетина. Даша вдруг больно укусила его за губу.

– Ты чего?

– Сама не знаю.

Еще час назад рядом с ней лежал чужой голый мужчина, а теперь она уже воспринимала его тело как свою личную собственность и намеревалась ревновать его ко всему: и к прошлому и к настоящему.

Какое-то время они лежали молча, и это молчание не было для них тягостным.

– Я хочу еще! – вдруг сказала Даша.

…Потом они вышли на улицу, щурясь от яркого света и облизывая саднящие истерзанные губы. Со стороны вид у них был совершенно чумной. Обоих мучила жажда.

– У меня теперь точно будет шелушиться, – озабоченно сказала Даша.

Павел не нашелся, что и ответить ей. Даша была в этот миг совершенно счастлива, но любые мысли о будущем, о завтрашнем дне или даже просто о времени часом позже – окунали ее в ужас, словно в прорубь: "Что будет дальше? А мама? А он? Ой! Что делать? А вдруг будет ребенок?" и тут же:"На свадьбу куплю белое платье!". Проходила минута."А вдруг он врет, что не женат?" – внезапно подумала она и снова впала в отчаянье.

Она так и шла с этими неожиданными мыслями до самого своего дома, то на мгновение погружаясь во мрак своих мыслей, то вновь оказываясь среди теплого июньского вечера – рядом с любимым мужчиной и снова была совершенно счастлива и чувствовала себя как никогда спокойной, защищенной от любых невзгод и уверенной в будущем.

Решили пройти через парк. На аллее какие-то дурные крикливые подростки, забравшись на скамейку с ногами, пили пиво. Павел с Дашей прошли совсем близко от них, взявшись за руки, занятые только собой.

Парни хотели курить и до этого уже с полчаса приставали ко всем проходящим мимо мужчинам, однако привязаться к Павлу им, на их счастье, даже не пришло в голову. Павел, впрочем, тут же автоматически их отметил – так же, как водитель подсознательно отмечает знак "Дикие звери на дороге" или "Внимание, крутой поворот", – высчитал главаря, определил число и силу группы (тьфу! – не о чем и говорить) и тут же напрочь о них забыл.

Когда уже подходили к Дашиному дому, Павел посмотрел на часы: было всего полпятого.

– Боже мой, мама моя идет! – Даша вдруг сделала большие глаза и испуганное лицо и почему-то облизнула и протерла рукой губы. – Все, мне пора! – и побежала на другую сторону улицы – к матери. Павел на

Дашину маму теперь смотрел во все глаза – уже как на возможную будущую тещу – с неизбежной симпатией и тревогой. Впрочем, Дашина встреча с мамой продолжалась всего с минуту. Даша вернулась веселая:

– Все нормально! Мама просто велела сходить в магазин.

– Слушай, а давай, пойдем куда-нибудь посидим, поедим. Я страшно хочу есть и пить! – сказал Павел Даше. Меж ними возникла уже и некая несексуальная, духовная близость, какая бывает между родными людьми.

От всего этого нового ощущения расстаться было невозможно и как-то даже дико. Вроде как бы и надо, чтобы хотя бы отдохнуть друг от друга, прийти в себя – но невозможно, и они как могли, оттягивали этот неизбежный момент расставания.