Поговорили про поздние браки. Все эти истории были какие-то нерадостные, неприятные. Александр Михайлович что-то вспомнил, а потом Гвоздь рассказал:
– Один мой знакомый дедок женился на молодой. Как-то ее уболтал, подавил интеллектом. Да и богатство его, конечно, сыграло роль, устроенный быт, общество. Ну, и стал жрать виагру, чтобы в постели хоть как-то соответствовать. Итог: через две недели после свадьбы получил инсульт и ослеп. Так вместе и живут. Она не работает, уход за домом и мужем осуществляет прислуга. Молодая жена увлекается лыжами, периодически ездит без него отдыхать за границу на горнолыжные курорты. Не факт, что она там ему с кем-то изменяет – пожалуй, она слишком брезглива и чистоплотна, хотя, конечно, не исключено и это, но все это в рамках приличия, не на виду. Не знаю, что будет у них насчет детей. Ведь считается, что в жизни женщины главное – это материнство. Иначе у женщины наступает психоз (хотя, впрочем, он так и так наступает). Ему-то, старому мужу, это не очень актуально: у него от первого брака есть двое взрослых и хорошо обеспеченных детей и четыре внука. Нужны ли ей дети прямо сейчас?
Кто знает? Ей – всего двадцать шесть. И тут же схожая история. Сосед справа, профессор в университете, рассказывал, что у них один доцент тоже женился на молодой студентке-провинциалке, перед первой брачной ночью для поддержания потенции наелся то ли петрушки, то ли сельдерея – до галлюцинаций. Бегал за бедной девочкой голый с ножом!
Уж не помню, чем там дело кончилось.
Под конец Гвоздь еще сказал то, чего не говорил никогда:
– Мы с тобой, Саня, прожили длинную жизнь, в течение которой занимались немало как полезным делом, так и самым разным дерьмом.
Были на самой страшной войне. И вот скоро уходить. Я иногда вспоминаю такое, что и в этих мемуарах долбанных не напишешь – стыдно. А больше всего в этой жизни жаль мне одной девушки – ты ее даже, кажется, однажды видел – Марты Зеллвегер. (Александр
Михайлович смутно помнил: действительно, была какая-то красивая девушка лет, кажется, восемнадцати.) Много в моей жизни было всяких случайных женщин, и она тогда тоже казалась случайной, а вот сейчас я думаю, что Марта – это и было мое настоящее, лучшие дни моей жизни. А все, что было потом – было зря, пустое. К сожалению, невозможно было тогда женится на ней – понятно, почему. И еще: мы были молодые, и казалось, что все еще впереди – еще лучшая любовь, настоящая светлая счастливая жизнь! Вообще после Победы казалось – весь мир наш! Но прошло после войны сколько-то там лет, и я, уже будучи семейным человеком, все ловил себя на такой безумной мысли-желании: а вдруг снова война или что-нибудь такое, – это когда в Чехословакию входили, – тут же эта мысль возникла, – все брошу, найду ее и мы навсегда будем вместе, а ведь двадцать лет уже прошло тогда после войны. Дико это сейчас звучит, а вот так ведь и думал.
Так и мой Кирка – пусть сам решает свои частные проблемы, чтобы потом не мучаться. Хе-хе-хе! А я, Саня, ведь всю свою жизнь ждал, помнишь, как у Пушкина: "И может – и на мой закат печальный – блеснет любовь улыбкою прощальной!" И ничего не блеснуло…
Гвоздь все это говорил опять так же как обычно – без слезы. Он просто констатировал факт. Дунул теплый ветер, вздул пузырем скатерть на столе, уронив вазу с цветами. Зашумели листья в саду.
Александр Михайлович решил напомнить о своей просьбе.
– Так тебе нужны патроны к "Вальтеру"? – тут же снова оживился
Гвоздь, будто только впервые и услышал об этом. – Это ведь, помнится, девять на семнадцать миллиметров? Я думал по этому поводу: от "Макара" легко было бы достать, но не подойдут – там калибр побольше – девять и двадцать пять миллиметра, а у "Вальтера", если не ошибаюсь, девять ноль два. Правда, говорят, умельцы гильзу как-то переделывают, но тогда ее запросто может заклинить. К твоему
"парабеллуму", помниться, идет патрон семь шестьдесят два на двадцать два миллиметра, – у ТТ калибр такой же, но патрон другой…
– Ему доставляло удовольствие говорить об этом – как будто они готовились к новой операции.
В конечном итоге коробку патронов и даже запасной магазин к
"Вальтеру" он дал. Даже не спрашивая, зачем. Самое интересное, что коробка была уже подготовлена заранее – лежала у него в кармане куртки. И очень интересные были в ней патроны – все заводские обозначения на торцах кто-то аккуратно высверлил фрезой.
Переночевал Александр Михайлович там же у Гвоздя на даче. На новом месте долго не мог заснуть, слушал соловьев.
Читать дальше