Ежи Косински - Садовник

— Русская литература, — сказал немец как бы невзначай, — вдохновляла величайшие умы нашей эпохи.

— А что говорить о немецкой! — воскликнул Скрапинов. — Дорогой граф, достаточно вспомнить, какой трепет всю жизнь испытывал Пушкин перед вашей литературой. А когда он перевел на русский «Фауста», сам Гёте прислал ему в подарок свое перо! Не говоря уж о Тургеневе, который просто жил в Германии, о любви, которую Толстой и Достоевский питали к Шиллеру…

Фон Брокбург-Шулендорф кивнул:

— Все это так, однако прошу вас не забывать, какое воздействие русские мастера оказали на Гауптмана, Ницше и Томаса Манна. А Рильке? Как часто тот повторял, что английский навечно останется для него чужбиной, в то время как в русском он чувствует свою древнюю отчизну!

Гофриди торопливо опрокинул бокал шампанского. Его лицо раскраснелось. Он наклонился через стол к Скрапинову.

— Когда мы впервые встретились на войне, — сказал он, — на нас была солдатская форма. Мы вместе сражались с общим врагом, самым жестоким врагом, какого только помнит история. Кровь сближает сильней, чем литературные вкусы.

Скрапинов натужно улыбнулся.

— Но, месье Гофриди, — сказал он, — вы говорите о военном времени. Это было страшно давно, можно сказать, в другую эпоху. Сегодня наши мундиры и ордена выставлены в музеях. Сегодня мы… все мы — солдаты мира.

Как только Скрапинов произнес эти слова, фон Брокбург-Шулендорф резко встал, извинился, отодвинул свой стул, поцеловал руку Йе-Йе, обменялся рукопожатиями с Шансом и Скрапиновым, холодно кивнул французу и удалился. Вместе с ним упорхнула и стая фотографов.

Йе-Йе поменялась местами с французом, чтобы тот сидел рядом с Шансом.

— Мистер Сэдовник, — начал depute как ни в чем не бывало, — я слышал речь президента. Он упомянул, что консультировался с вами по ряду вопросов. Я много читал о вас и видел вас по телевизору.

Француз аккуратно вставил длинную сигарету в мундштук и зажег ее.

— Из слов господина Скрапинова я понял, что, кроме всего прочего, вы еще и начитанный человек.

Он пристально посмотрел на Шанса.

— Мой дорогой мистер Сэдовник, только веря в басни, можно иногда сделать шаг вперед на пути мира и порядка…

Шанс взял в руку бокал.

— Я не удивлю вас, сказав, — продолжал Гофриди, — что многие наши промышленники, финансисты и даже члены правительства внимательно следят за делами Первой американской финансовой корпорации. С тех пор как наш общий друг Бенджамин заболел, планы корпорации на будущее потеряли свою, скажем так, отчетливость… — Тут он помедлил, но Шанс ничего не сказал. — Мы узнали, что, если Бенджамин так и не поправится, вы возьмете на себя руководство корпорацией, и это нас радует…

— Бенджамин поправится, — сказал Шанс. — Президент сказал, что ему станет лучше.

— Будем надеяться, — сказал Гофриди, — будем надеяться. Но никто не знает таких вещей наверняка — даже президент. Смерть всегда ходит рядом и ждет…

Гофриди вынужден был прервать беседу, чтобы попрощаться с советским представителем. Все встали, а Скрапинов подошел к Шансу и сказал:

— Мне было очень интересно беседовать с вами, мистер Сэдовник. И очень полезно. Если вы когда-нибудь захотите посетить нашу страну, я гарантирую вам прием на правительственном уровне.

Он пожал Шансу руку. Снова застрекотали камеры и засверкали вспышки фотоаппаратов.

После того как Скрапинов ушел, Гофриди вернулся за стол, где сидели Шанс и Йе-Йе.

— Шэнси, — сказала Йе-Йе, — вы произвели неизгладимое впечатление на нашего сурового русского друга! Какая жалость, что с нами не было Бенджамина, — он обожает разговоры о политике!

Наклонившись к Шансу, она добавила полушепотом:

— Все знают, что ты беседовал со Скрапиновым по-русски. Я и вообразить не могла, что ты знаешь этот язык! Это невероятно!

Гофриди недовольно прошипел:

— В наши дни многие смекнули, что знать русский выгодно. А владеете ли вы другими языками, мистер Сэдовник?

— Мистер Сэдовник — очень скромный человек, — поспешила Йе-Йе на выручку. — Он не рекламирует свои способности! Он держит их при себе!

Какой-то высокий джентльмен подошел, чтобы засвидетельствовать почтение Йе-Йе. Это оказался глава Би-би-си лорд Боклерк. Увидев Шанса, он сказал ему:

— Я восхищен прямотой, с которой вы выступили по телевидению! Именно так и надо говорить с этими идиотами, которые пялятся в ящик. В конце концов, это именно то, чего они хотят. Как сказано: "Карать их Богу, а не людям". Верно?