Валерий Осинский - Квартирант

Между тем, у меня появились свои знакомые.

Павел Омельянович, шеф вновь образованной дочерней фирмы нашего предприятия, парень лет тридцати, симпатичный блондин с университетским образованием. Он никогда не грубил подчиненным: «они не могут ответить мне тем же». Но в делах был напорист и тверд. Я был прямолинеен с людьми, Павел – обходителен. Он терпеливо объяснял мне тонкости сделок. Мы пропадали на работе допоздна и подружились. Ведерников рассказал Павлу о нас с Леной. Омельянович раза два приглашал меня с женой в загородный дом. На выходные мы, наконец, навестили коллегу.

В тот день Лене не здоровилось. Вечернее головокружение – за месяц приступы участились – утром прошло, но жена была подавленна и сварлива. Она настояла на поездке, полагая, что свежий воздух взбодрит ее.

Местечко находилось километрах в сорока от города по Варшавскому шоссе, в соснячке, у крошечного, но глубокого озерца.

Дорогой Лена несколько раз просила остановить автомобиль – ее укачивало, но не выходила на воздух, и мы продолжали путь.

Было еще прохладно. Но из каприза жена надела чудовищную желтую блузу с глубоким вырезом на спине и груди, и немыслимую ядовито-синюю юбку. Я мирился с этими странностями. Иногда Лена приходила ко мне перед сном и долго лежала щекой на груди, о чем-то думала и вздыхала. Потом вдруг шепотом горячо, почти истерично просила прощения и повторяла: «Ты не бросишь меня, когда я совсем состарюсь?» Что я мог ответить на ее глупости?

Мы сразу нашли новый деревянный дом Омельяновичей в два этажа с двухскатной стилизованной крышей и участком, облагороженным ландшафтными дизайнерами. Вокруг громоздились страшные трехэтажные терема из красного кирпича, похожие на казармы или административные корпуса времен Николая второго, коими с невероятным проворством захламили Подмосковье новые русские зодчие.

Когда Лена выходила из машины, я запомнил мгновенную оторопь ребят. Они увидели пожилую, желчную женщину, бледную, с заострившимся носом и розовыми безобразными пятнами на открытой груди и шее. Я едва не ляпнул: «Лена не здорова». Омельяновичи уже улыбались и пожимали руки. Но мы с Леной не могли забыть первое впечатление.

Жена весь день играла с детьми Омельяновичей: мальчиком лет семи и девочкой трех лет. Ходила к ним на чашку кофе в полиэтиленовую палатку у разлапистой елки. Укладывала с льнянокосой крошкой таких же льнянокосых пупсов, перебрасывалась с детьми разноцветными тарелками из пластмассы, играла в прятки. Иногда Лена останавливалась и пережидала дурноту…

Мы ходили на озеро. Обедали.

Под вечер, помогая хозяйке, длинноногой, флегматичной прибалтийке в обтягивающих джинсах и в рубашке навыпуск резать помидоры в салат, Лена сказала с внезапным раздражением: «Милочка, ну что же вы режете такими ломтями! Это же не арбуз!» Мы с Пашей на веранде у распахнутого окна, в креслах качалках потягивали коктейль. Я покраснел. Павел невозмутимо закурил: арийское лицо, стрижка под полубокс.

– Ничего, в ее положении это бывает, – сказал парень.

Я недоуменно уставился на него.

…Возвращались мы поздно вечером. Машина гналась за овальным полукругом ржавого света по стремительному потоку асфальта.

– Артур, останови, пожалуйста!

Я притормозил. Вокруг чернел лес. Над лесом со стороны города светилось небо.

– Тебе было стыдно? – спросила Лена.

– Ты о чем?

– Ты знаешь!

– Ты была у врача? Может, это… ребенок?

Она хмыкнула и отвернулась.

– Милый мой мальчик! Ты же знаешь, у меня не может быть детей. Это женская старость!

Мое сердце болезненно сжалось.

Лена ошиблась.

Произошло одно из невероятных медицинских исключений. Мы никогда не предохранялись. Лена убедила меня: последний аборт, на котором настоял ее прежний муж, стоил ей бесплодия.

В тот вечер две радужные волны перехлестнулись в высшей точке. Разговаривая с богом то сладкое мгновение, о котором знает каждый мужчина, я расслышал громкий стон, почувствовал судороги жены, и успел подумать: «Будет ребенок».

Мы заговорили о малыше лишь однажды. Праздно. И отгородились от темы привычным и удобным «опасно для ее здоровья»! Любовь к женщине и мужской эгоизм – соседи. В двадцать три года я не испытывал радости отцовства к еще не родившемуся человеку.

Лена вернулась из консультации с категорическим заключением специалиста. Точнее, двумя заключениями: первое – невероятно, но факт! Второе – немедленный аборт, иначе ребенок, или мать и ребенок умрут.