Афонсо Шмидт - Тайны Сан-Пауло

– Следовательно…

– Следовательно, для господа бога богатство – это то, что остается после удовлетворения насущных потребностей каждого. Во времена, когда создавалось евангелие, богатый, которого так осуждает священное писание, не был ни королем кофе, ни акулой муки, а только жалким владельцем хижины, где жил, двух кусков ткани, прикрывавших его наготу, и около полусотни овец…

– В таком случае…

– Не спешите с выводами, мой дорогой Понсиано. С самого сотворения мира между небом и землей всегда заключались коммерческие сделки… То же самое происходит и сейчас. Подумайте о себе… Вы уже стары и больны, и вот однажды вы слышите адский грохот, кто-то стучит хвостом о забор…

– И затем появляется сам дьявол с кочергой?…

– Не будьте глупцом. Пока человек жив и находится в здравом уме, его долг содействовать благополучию ближнего. Так вот, если вы станете заботиться о благе других и проявите готовность пожертвовать для них своими личными интересами, то вы уже не будете заурядным грешником: перед голубыми очами небес вы предстанете мучеником, который пожертвовал своим собственным спасением ради спокойствия и достатка жены и сына, оставшихся на этой бренной земле. Хорошо, не правда ли?

– Базан, вы сам дьявол!

– Нет, Понсиано, я лишь несчастный бедняк, который хочет стать богатым, и ничего больше…

– Вы меня убеждаете…

– Послушайте, дорогой, вы страстно хотите, чтобы вас убедили, а в таком состоянии духа любые, даже самые слабые, аргументы всегда кажутся превосходными. Вы, блаженный бездельник, убедились бы, что должны объединиться со мной и без этих выводов… Кстати, вы не чувствуете приятного аромата свежего кофе?…

Понсиано не ответил. Базан закурил сигарету и дружески, примирительным тоном предложил:

– Совсем не обязательно касаться этих проклятых денег… На это есть банки, очень удобный финансовый институт – они служат посредниками между раем и адом. Мы создаем акционерное общество, даем делу ход, и пусть оно идет само собой.

– А угрызения совести, Базан?

– Помилуйте, вы слишком требовательны!.. Значит, вы не хотите, чтобы у вас были угрызения совести? Но угрызения совести – это наш священный долг! Это наша скромная дань богу за то богатство, которое мы добываем наперекор учению его сына и наиболее щепетильных апостолов. От этой дани никто не освобождается, вы должны уплатить ее до последнего сентаво!.. А чтобы забыть слезы Тьяны и кровь юноши, который бросился с четвертого этажа, вам нужно будет плясать и пить виски…

– Хорошо, я согласен пожертвовать собой ради семьи. Сколько конто вы вкладываете в основной капитал нашего нового предприятия?

Снаружи послышался глухой, бесстрастный голос Клелии:

– Выходите! Я уже накрыла на стол. Кофе остынет…

Клелия и Линда были немало встревожены этой затянувшейся конференцией при закрытых дверях. Когда Оливио и Понсиано вернулись в столовую, их жены уже готовы были взывать о помощи.

– Помилуйте, Бейжука! Что за бесконечный разговор? – воскликнула Линда.

– Что касается меня, я уже больше не ждала вас! Кофе успел остыть… – сухо добавила Клелия.

Придвинули стулья и сели за столик в середине комнаты перед подносом с алюминиевым кофейником и дешевыми чашками. Наливая себе кофе, посредник, сияя от удовольствия, торжественно заявил:

– Сообщаю вам, что мы только что основали фирму «Понсиано и Базан» по продаже в рассрочку земельных участков.

– В черте города? – полюбопытствовала Клелия.

– Где именно? – спросила Линда.

Понсиано встал, держа в руке чашку, с таким видом, словно ему не терпелось выболтать новость до конца:

– Мы будем продавать лучшие городские участки. Представьте себе, что…

Базан, делая последний глоток, успел помешать этой неуместной словоохотливости своего нового компаньона:

– Замолчите, дружище! О таких вещах не рассказывают даже зеркалу в своей ванной комнате, даже своей собственной тени. Секрет – залог успеха любого дела…

Улыбающийся Понсиано прикрыл ладонью рот:

– Застегиваю рот на «молнию»!

Присутствующие нашли это остроумным. Смеялись так заразительно, что Моасир и Тила очнулись от своих грез. Юноша повернул голову, пристально посмотрел на сидящих за столом и спросил:

– Не сошел ли кто-нибудь с ума?

Оливио направился к дивану. Сел, вынул из портсигара сигарету, поднес серебряную зажигалку – ту самую, которая так понравилась Пресс-папье, – и, закурив, важно объяснил: