Афонсо Шмидт - Тайны Сан-Пауло

– Я пришел сюда, чтобы вести разговор о неуплате вами долга за квартиру, понимаете?…

Линда встала и, наклонившись к мужу, прошептала:

– Бейжука! Помните наставления падре Мануэля…

Понсиано с трудом взял себя в руки. Обратив к жене свои круглые, налитые кровью глаза, он попытался оправдаться:

– Вы разве не видите, Линдинья?… Похоже на то, что он смеется над нами…

Хозяин дома настаивал:

– Пройдемте в кабинет, Понсиано, я хочу рассказать о моем плане со всеми подробностями.

Они направились в комнатушку, служившую кабинетом. Базан закрыл дверь, чтобы их голоса не донеслись до гостиной.

В наступившей тишине явственно послышался одинаковый у всех влюбленных диалог:

– Ты меня очень любишь, Моасир?

– Очень, глупенькая!

Клелия, не переставая думать о том, как бы Оливио и Понсиано не поссорились, увлекла Линду на кухню:

– Помогите мне приготовить кофе… Моя дочь, посмотрите сами… На нее надеяться не приходится… Влюбленные остаются влюбленными, не так ли?

– Любовь! – вздохнула Линда.

И обе женщины молча направились в кухню. Проходя мимо двери кабинета, Клелия, будто о чем-то вспомнив, позвала мyжa:

– Ви-ви-ко!

Оливио, не открывая двери, с явным неудовольствием отозвался:

– Что там? Даже здесь не дают поговорить с человеком…

Тщательно выбирая слова, Клелия возразила:

– Нет, почему же? Продолжайте… Но сеньор Понсиано прихварывает, ему нельзя волноваться… Вы слышите, Вивико?…

Она немного постояла у двери, однако муж ничего не ответил.

Понсиано сел на расшатанный стул в ожидании обещанного разъяснения. По его мнению, Базан после несчастья был не в себе – нужно проявлять к нему снисходительность. Падре Мануэл всегда настаивал на выполнении заповеди милосердия.

Базан подошел к шкафу, стал на цыпочки и с трудом дотянулся до старого чемодана, заваленного связками писем и толстыми бухгалтерскими книгами.

Вытащил его, подняв облако пыли, поставил на середину стола, нашел в заднем кармане брюк ключик и, ворча, открыл.

Там лежали двадцать пять – тридцать розовых и голубых пачек. Это были аккуратно перевязанные банкноты достоинством в 1000 и 500 крузейро. Новенькие, как будто только что отпечатанные… Среди прямоугольных пачек сверкали какие-то светлые кристаллы…

Понсиано вытаращил глаза:

– Что это такое, Базан?

– Банкноты и алмазы. Разве не видите? Деньги!

– Почему вы не храните их в банке?

– Это украденные деньги.

Наступило гнетущее молчание. Базан запускал руки на дно чемодана, пригоршнями набирал алмазы и высыпал их обратно. Камни искрились, как град в лучах солнца… Понсиано побледнел. Холодными, дрожащими руками расстегнул воротничок и ослабил узел галстука. Он захотел узнать:

– Это… то, что у вас было украдено?

– Именно… Теперь вы понимаете, что я не шляпа. На них зарились и воры и помощник комиссара полиции. Я просил принять меры предосторожности, но вскоре понял, что это бесполезно, как и оказалось на самом деле. Что же мне оставалось делать? Компания не разрешила мне хранить ценности в банке по мотивам, которые я не старался выяснить. Тогда в подходящий момент я сам быстро принял меры: заменил хранившиеся в шкатулке ценности щебнем. И весьма вовремя, потому что в ту же ночь пришел тот, кто в свою очередь заменил шкатулку со щебнем на другую, которая, как потом выяснилось, тоже была полна камешками с улицы… Представляю себе лицо вора… Рассчитывая обменять щебень на драгоценности, он поменял камни на камни!

– Значит…

– Когда я кричал, что меня обокрали, я не погрешил против истины, я только не досказал до конца.

– А где же были… деньги?

– Э! Я вытащил их из шкатулки и положил в этот чемодан. Сел в машину и отвез его на склад компании, а там доверил смотрителю как вещь, не имеющую ценности. Подобные услуги он оказывал мне и раньше, сохраняя образчики минералов, которые я привозил из поездок в глубь страны. Чемодан оставался на складе среди запыленных тюков и ящиков до тех пор, пока буря не утихла. Потом, когда я увидел, что опасность миновала, я забрал его оттуда.

– А если полиция произведет у вас обыск?

– Она этого никогда не сделает. У полиции только одно желание: предать этот скандал забвению. А компания, могу вас в этом заверить, больше боится меня, чем я ее. Стоит мне поднять шум и заявить, что я храню у себя ценности компании, которые она скрывала от обложения налогами и на которые покушалась полиция, как и компания и полиция постараются доказать, что я сошел с ума… Раньше, чем успеют проверить мое заявление, меня уже не будет на свете – либо меня найдут повесившимся на проводе, либо какой-нибудь шофер, дождавшись меня на улице, где я обычно хожу, заедет на тротуар и задавит меня…