Афонсо Шмидт - Тайны Сан-Пауло

Как-то под вечер, повернув за угол улицы Газометро, он увидел вдали толпу женщин и детей. До его слуха донеслись звуки шарманки, и он поспешил туда. Что если Свистун, желая сбить с толку полицию, разыскивающую исчезнувшего помощника комиссара, снова ходит со своей шарманкой?

Приблизившись, Макале сразу же увидел, что это не Свистун. Но шарманщик должен был знать Свистуна.

Итальянец в нахлобученной шляпе держал перед собой подпертую палкой, старую, издававшую астматические звуки шарманку. Он крутил ручку, и этот варварский инструмент, хрипя и свистя, выводил вальс «На волнах». Сюда, к шарманщику, спешили румяные толстушки-крестьяночки, приехавшие в город в надежде наняться на фабрику. Каждая хотела узнать, не проживает ли где-нибудь поблизости ее будущий жених. Мулатки с курчавыми волосами и медовыми глазами намеревались прибегнуть к черной магии попугая. Даже элегантные конторщицы, одетые в серые жакеты, и те, правда с недоверчивым видом, подходили к шарманщику.

На шарманке возвышалась зеленая клетка с еще более зеленым попугаем. Когда музыка играла громче, подбадриваемые ею девушки подходили ближе и клали шарманщику в руку с глубоким трауром под ногтями медяк. Тогда он таинственным присвистом и ободряющими словечками заставлял печального попугая вынимать из фарфоровой чашки клочки бумаги с прорицаниями и необходимыми советами. За этот труд владелец птицы давал ей разок клюнуть соблазнительное яблоко, нанизанное на палочку.

Макале подошел к шарманщику и, улучив момент, спросил:

– Дженнаро, где Жоаким?

– Какой еще Джоакино?

– Послушайте, пройдоха! Не вздумайте меня обманывать, иначе будет хуже.

– Тот, который в берете?… Не знаю, не видел.

– Говорят, он в каталажке.

– Какое мое дело? Он уже взрослый, ему даже оспу привили…

Не желая продолжать разговор с негром и будучи убежден, что шарманка – наилучшее средство борьбы с голодом, итальянец с яростью стал накручивать вальс «На волнах» – единственное музыкальное произведение в его репертуаре.

Не попрощавшись, Макале отошел в сторону и затерялся в толпе. Часы Церкви святого Бенто пробили два раза. Бродя по центральным улицам города, Макале нащупал в кармане кой-какую мелочь, оставшуюся после расчета с Базанами, и решил как можно лучше провести остаток дня.

Беззаботно шагая по тротуару, Макале, подобно антенне, принимающей тревожные сигналы, вдруг почувствовал, что какой-то неизвестный следит за ним пристальным взглядом. Негр остановился у витрины и незаметно стал всматриваться в прохожих. Однако не обнаружил ничего подозрительного. Между тем обостренное восприятие, которым наделены те, кто проводит свою жизнь, скрываясь и постоянно ожидая нападения, подсказывало Макале, что враг близко. Но где же он? Насторожившись, но еще не приняв определенного решения, Макале быстро вошел в ближайший подъезд. Это был кинотеатр «Альгамбра».

Он купил билет, но вместо того, чтобы пройти в зал, где уже начался сеанс, задержался в вестибюле, делая вид, что любуется рекламными анонсами. В действительности же его глаза были прикованы к входу: он незаметно следил за всеми опоздавшими зрителями. Прошла, видимо, дружная супружеская пара, за ними спешила сеньора с дочерью и какой-то старичок, державший под мышкой туго набитый портфель. Казалось, никто не следил за Макале, но тем не менее его радар продолжал принимать тревожные сигналы…

Макале поднялся по лестнице, вошел в зал и остановился, стараясь разглядеть в темноте свободное кресло. Партер был почти полон. К счастью, на помощь к Макале пришла билетерша с фонариком. Яркий пучок света, танцуя по ковру, осветил свободные места в середине одного из первых рядов. Макале стал пробираться между креслами, не обращая внимания на жалобы обладателей мозолей и раздраженные возгласы потревоженных сеньор.

Макале занял одно из двух свободных мест, на которые ему указала билетерша. Демонстрация кинохроники закончилась. Вот уже добрый десяток лет, как посетители кино смотрят эти надоевшие футбольные соревнования между двумя столичными командами – всегда одно и то же, но в разных вариантах. Затем замелькали кадры из нового фильма, который скоро выйдет на экраны: банкир не доверяет жене, управляющий его конторой приглашает жену патрона поужинать в ночном ресторанчике, а шулер из Бронкса уже успел поцеловать хорошенький ротик машинисточки из Манхэттена.

Перед сонными глазами Макале проходили первые кадры кинофильма. Как он называется? На языке янки его название должно было бы звучать так: «Подонки, мордобой, пальба, стадо быков и наследство!», но на португальский для добропорядочного партера оно переводилось следующим образом: «Милый, мое сердце так печально!» Глядя на экран, Макале видел придорожный трактир и привязанных у двери лошадей. В зале, наполненном густым табачным дымом, мужчины в широкополых шляпах и клетчатых рубашках кружками пили черную жидкость, которая почему-то называлась коньяком. Нагнувшись над стойкой, рыжий буфетчик подсчитывал выручку. Некая певица, одетая по моде тех времен, когда Иуда еще болел корью, в шапочке набекрень и в платье с рукавами, похожими на окорок, выкрикивала сальности.