Илья Кормильцев - Собрание сочинений. Том 2. Проза

ДО. Джек!

ДМИ (холодно). Джек?

ДЗТ. Джимми, неужели ты до сих пор на меня сердишься?

Пауза.

ДЗТ. Ну, ты же сам сказал, что хочешь со всеми поделиться своей радостью. Извини, я понял твои слова слишком буквально. Понимаешь, когда все это случилось, я несколько растерялся. В конце концов, ты же хотел меня убить. Семь долгих лет мы делили с тобой на двоих одну трубку.

ДМИ. По-моему, это были носки.

ДЗТ. Неважно. Короче, я растерялся и расстроился. Как-то неожиданно все это вышло: Джо умер, тебя арестовали. У меня душа была не на месте. Я забился в какой-то винный погреб и начал пить. Нажрался в дым, в хлам, в щепки — почти ничего не помню. Просыпаюсь, а кругом никого нет, одни кирпичи валяются. С трудом выбрался на улицу — а тут на тебе! Что это было, конец света?

ДО. Это был ураган, Джек.

ДЗТ. Чуял я, что этим все дело и кончится. Эта затея с Махагонией мне с самого начала не нравилась. Слишком много рекламы. (Заметив трупы.) А это что?

ДО. Бегби и Хиггинс. И еще один джентльмен. Они все погибли.

ДЗТ. Не хочу говорить плохого о мертвых, но мне эти парни с самого начала не нравились. Ладно, главное, что мы живы. Кстати, в том самом винном погребе, где я напился, почти ни одна бутылка не разбилась. Друзья, пойдемте туда и отпразднуем наше спасение! Тем более что платить за выпивку, похоже, больше некому.

ДМИ. Почему-то мне не хочется пить с тобой, Джек.

ДО. Джим, нельзя быть таким злопамятным. Все же кончилось хорошо: мы живы, ты больше никому не должен миллион долларов, значит, я снова могу хранить вечную верность тебе.

ДМИ. Я убил Джо.

ДО. Это досадная случайность. Я однажды тоже случайно бросила в стиральную машину мою песцовую горжетку — она погибла, и я проплакала по этому поводу целых десять минут. Но потом я поняла, что горжетке это не поможет, и перестала плакать. Пойдем, выпьем и забудем обо всех неприятностях.

ДМИ. Только без меня. Я наконец-то все понял: Махагония не погибла. Ураган уничтожил дома, погубил много людей, но те, кто выжил, остались такими же, как и прежде. Все, что вам нужно, это наслаждения, которые помогают забыть о смерти. «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов», — говорите вы и возвращаетесь к прерванной пьянке. И тысяча ураганов ничему не научат вас. Я ухожу на Аляску. Дженни, ты идешь со мной?

ДО направляется к ДЗТ и становится рядом с ним.

ДО. Нет, Джимми. Я с детства была ужасной мерзлячкой. Аляска, наверное, жутко интересное место, но там нет никакой ночной жизни, если не считать северного сияния.

ДМИ. Что ж, Дженни, поступай, как тебе нравится — моя мечта останется со мной, в моем сердце.

ДО. Надеюсь, ей будет там тепло долгими полярными ночами. Ты будешь писать мне письма, Джим?

ДМИ. А ты этого хочешь?

ДО. Знаешь, женщинам не так уж часто предлагают вечную верность. И даже если наша продлилась всего три дня, мне было бы приятно иногда иметь повод об этом вспомнить.

ДО кладет руку на плечо ДЗТ. ДМИ делает шаг в сторону ДЗТ и ДО. ДЗТ выхватывает из-за пояса револьвер.

ДЗТ. Не надо, Джим. Ты уже пробовал убить меня однажды, это ничем хорошим не кончилось.

ДМИ останавливается.

ДМИ. Что ж, ты прав, Джек Золотой Топор. Я был глуп, я поверил в то, что мечта может стать явью. Я ошибся. Пусть каждый пойдет своей дорогой. (Садится.) Спешите, вас ждет вино и музыка, тысячи ночей и дней, неотличимых друг от друга. Я пытался купить мечту за деньги, но это невозможно. Придется искать другие пути.

ДО. До свиданья, Джимми!

ДМИ. Прощай.

ДО и ДЗТ уходят.

ДМИ остается один.

ДМИ (глядя на небо) . Какое чистое небо! Такое бывает только после бури, когда уходят облака и оседает пыль. Звезды огромные, мохнатые, яркие; они кажутся такими близкими. А вон там, над самым горизонтом — Полярная звезда. Она сияет не так сильно, как многие другие, но почему-то она манит и дразнит меня сильнее всех. Недаром моряки и бродяги с давних пор прокладывают свой путь именно по ней. Казалось бы, это глупо: ну что делать людям на севере, где нет ничего кроме льдов? Нет чтобы выбрать ориентиром какую-нибудь из южных звезд. И все же самые смелые и отчаянные всегда стремились именно на север. Замерзали среди торосов, проваливались в полыньи, достигали полюса, находили там одно лишь белое безмолвие, возвращались домой разочарованные, но по проложенной ими дороге отправлялись другие, словно надеялись отыскать среди холодной пустыни тропинку, уходящую вверх, к небу, дальше всех полюсов, прочь от этой страшной земли.