Илья Кормильцев - Собрание сочинений. Том 2. Проза

Обреченно, словно подсудимый, знакомящийся с текстом смертного приговора, Викентий прочитал в рамке под фотографией биографическую справку:

Шломо (Александр) Зямзя (1873–1916) — по происхождению — абиссинский фалаш. В отрочестве пробрался в эритрейском порту Массауа на борту российского экспедиционного судна «Святитель Николай». Взятый в экипаж юнгой, был доставлен в Санкт-Петербург и принят при дворе. Полюбился императору Александру III, который по примеру великого предка, решил «заиметь своего арапа». Крещенный в православие, Зямзя получил блестящее образование, закончив сначала кадетский корпус, а затем факультет правоведения Санкт-Петербургского университета. Посланный для расследования обстоятельств Кишиневского погрома, под влиянием внезапного импульса перешел обратно в иудаизм, принял активное участие в сионистском движении, был отмечен лично Жаботинским, который сказал как-то раз по его поводу: «Евреи, посмотрите на этого негра, и пусть вам станет стыдно!» В числе первых поселенцев отправился в Палестину, где и скончался в Яффе от дизентерии в самом расцвете сил. Последние дни Шломо были омрачены стойко ходившими в среде поселенцев слухами о его гомосексуальной ориентации (несмотря на то обстоятельство, что в России Зямзя оставил несколько детей от разных женщин).

Если бы глухой, умеющий читать по губам, оказался рядом с Викентием в тот час, он бы понял, что они беззвучно шепчут: «Негр, жид, пидарас…» Впервые в жизни Зямзикова слова эти не были адресованы расовому врагу.

Маша вышла из душа, горячая, сдобная, похожая на довольную жизнью молодую корову. Подойдя к Викентию, который в последний момент успел схлопнуть гнусную страницу, она сказала:

— Ах ты, мой котик неугомонный! Только-только с меня слез, а уже порнуху смотришь?

В ответ супруг наградил ее таким взглядом, что Маша поторопилась ретироваться на кухню, где принялась варить кофе.

Очевидно, подумала она, вглядываясь в коричневую гущу, несмотря на утренние ласки, Викентий так и не забыл, как каких-то восемь часов тому назад она называла его «пивным бочонком на курьих ножках».

Викентий понимал, что время работает против него. С чертовым сайтом надо было срочно что-то делать. На счетчике внизу страницы красовалась одинокая единица, так что Викентий пока был единственным посетителем. Но ситуация могла измениться в любую секунду. Викентий представил вскипающие благородным гневом лица соратников, гнусные ухмылки на харях идейных врагов, сложенные в презрительную гримасу губки Маши и — самое страшное — плотоядный блеск в чухонских глазках Миши. Не то чтобы организация, в которой служил Миша, особенно пеклась о расовой чистоте своих бенефициантов, но, заполучив в свои руки такой компромат, Миша окончательно взял бы Викентия своей холеной птичьей лапкой не то что за глотку, а за самые семенники. Зямзиков поспешно набрал tracert, как учил Миша, и вычислил провайдера.

Взяв трубку, Викентий набрал телефон службы техподдержки. «Запугаю», — решил он, багровея от злобы. Под приятную музыку дамский голос сообщил, что в настоящий момент все операторы заняты. После десяти минут легкого джаза Викентий сдался, отложил в сторону трубку и уныло вздохнул, но телефон тотчас же зазвонил сам.

В мембране зазвенел бодрый голос правой руки вождя «Золотой орды» — Дениса Хрякина по кличке Хряк. В дозолото-ордынский период жизни Хряк работал парикмахером. Хряк уверял всех, что покинул цех цирюльников из-за царившего в нем засилья педерастического элемента, но куратор Миша как-то раз слил Викентию информацию, что Хряка изгнали с позором из мужского салона красоты «Зайчик», после того как он в процессе стрижки отрезал ножницами ухо клиента.

— Физкультпривет! — радостно проорал в трубку Хряк. — Опохмелился уже? Приходи в штаб, тут еще пива полно!

Викентий поморщился — ему не хотелось омрачать алкогольным рецидивом хрупкий семейный мир, — но тут Хряк возбуждено зашептал:

— У меня есть для тебя сногсшибательная новость! Просто сногсшибательная!

Неприятный холодок в который раз за этот роковой день коснулся хребта Зямзикова.

— Ладно, щас буду, — процедил он в телефон.

Стоя перед зеркалом в ванной комнате, Викентий с ненавистью взирал на свое отражение. Уже многие годы он удивлялся тому, откуда у него эта курчавость, этот приплюснутый обезьяний нос, эти налитые кровью белки. В пятом классе юный Вика попытался однажды прибиться к играющей в чику компании старшеклассников. Вожак презрительно оглядел мальца с головы до пят, сплюнул и сказал: «Вали отсюда, жиденыш, покуда жив!» Вика тогда еще не знал смысла этого слова, но интуитивно понял, что именно в нем корень всех его бед.