Такако Такахаси - Томление

Да, я живу здесь, в одном из домов этой залитой таинственным светом улицы. Я – не та женщина, жизнь которой до замужества была движением к некоему отрицательному полюсу, а совсем другая, моя жизнь теперь – движение к полюсу положительному.

Не доехав нескольких станций до городка Т., схожу с поезда.

Брожу по улице и всеми порами ощущаю эту землю, такую родную. Это моя земля, я тут живу, всегда здесь жила, просто на какое-то время забыла об этом. Мне бесконечно знакомо все вокруг и эта дорога, словно заботливо посыпанная светящимися песчинками, которые отбрасывают на меня свой свет. Великолепие этой картины не сравнить с той, что была видна из окна поезда; здесь все окрест живет своей удивительной жизнью.

Мое внимание привлек дом в европейском стиле. Видимо, построен еще до войны, вон как он накренился. Живая изгородь, когда-то окружавшая его, сохранилась только частично. Нынешний сетчатый забор – единственный современный элемент в постройке. Весь двор можно охватить одним взглядом. Огромное количество роз. Ко мне спиной стоит женщина, поливает их. Я очень живо ощутила гладкую медь старой лейки, почувствовала на своей обуви брызги воды, лившейся из носика. Несколько поколений эта тяжелая лейка служит в доме. Сама я уже восемь лет выращиваю розы. Каждый раз, когда в этот предвечерний час с полным ведром воды и лейкой я выхожу в сад, заходящее солнце желтыми лучами еще согревает землю. Оно здесь не прячется за вершины гор, а медленно садится за невидимым отсюда морем; дни тут длиннее, чем в долине, и тянутся, тянутся, как желтая патока. И я каждый вечер поливаю розы…

– Простите… – сказала я, подойдя к забору.

Женщина повернулась ко мне.

Ощущение у меня в этот момент было такое, будто я никак не могу очнуться от тяжелого сна. Но заторможенность не препятствовала ясности восприятия.

– Я тут впервые… Не подскажете, в какой гостинице поблизости можно остановиться?

– Гостинице? Вам, пожалуй, лучше поехать в город Т.

«Город Т.!» – мысленно повторила я. Да ведь я сама туда собиралась! Совпадение очень обрадовало меня, перед глазами разлилось белое сияние, точно ореол на засвеченной фотобумаге.

– Мама! – послышался голос мальчика, и женщина ушла в дом.

До гостиницы в городке Т. я добиралась совершенно разбитая, меня будто силой вырвали из глубокого сна. Такое было со мной впервые.

Предчувствие, зародившееся, когда я сошла с поезда на станции N., еще не разрешилось, оно лишь все более разрасталось во мне.

В гостинице портье спросил, где я предпочитаю снять номер – в старом корпусе или в новом. Я, конечно, выбрала старый, но он, будто не услышав моего ответа, предложил поселиться в новом корпусе. Я повторила, что предпочитаю старый.

– Да, как раз сегодня там случайно есть свободный номер, – сказал он. – Но вообще в старом корпусе номера предназначены для гостей, которые намереваются жить в гостинице продолжительное время.

Недоумевая, что это за гости, я все-таки попросила этот единственный свободный номер.

Он оказался двухместным, довольно дешевым – три тысячи иен в сутки; только в старом корпусе были такие недорогие номера.

Проведя здесь день, я осталась гостиницей чрезвычайно довольна и решила, как другие постояльцы старого корпуса, пожить еще несколько недель. За необходимыми вещами надо было съездить домой, и я снова оказалась в поезде. И снова густое белое свечение колдовской силой приковывало взгляд.

В гостиницу вернулась только спустя месяц, восьмого февраля. Все это время я ощущала вокруг головы сияние воздушных струй.

И вот началось мое длительное пребывание в этой гостинице. В первую же ночь причудливый сон приснился мне. Будто стоит в комнате восковая фигура очаровательного юноши в натуральную величину, юноше семнадцать-восемнадцать, максимум двадцать лет. Я назвала его Тамао. Мы с ним давние, очень близкие друзья и, судя по всему, очень долго будем вместе и впредь. Юноша абсолютно белый, только припухлые щеки слегка розовеют. Когда я прикасаюсь к нему руками, он как будто оживает. Мне очень хочется вдохнуть в воскового юношу жизнь, я мучительно пытаюсь найти в этой фигуре тайную пружину жизни. Руки поглаживают хрупкие плечи юноши, опускаются до груди. С удивлением обнаруживаю, что и у мужчин есть соски. Потом сквозь зыбкий сон я слышу: «тук… тук…» Бьется сердце, чье – неведомо. И к нему, как к центру Вселенной, стремится моя душа.

Не так уж длинен был сон, но мне казалось, что я жила в нем до самого утра; и потом еще, в течение дня, этот сон преследовал меня.