У нее очень много мяса. Несколько вагонов – ежедневно. Они разбегаются, эти вагоны-морозильники, из порта в разные города, чтобы там накормить тысячи голодных сограждан. Блондинка смеялась, трогала его кончиками пальцев и говорила, что балдеет от его сосков. Она говорила, что с ума сходит, когда парень вот так умеет шевелить грудью. А он себя вдруг почувствовал куском замороженной туши из ее вагонов.
– Ты можешь остаться дня на четыре? – спросила она. – Я все оплачу, переживут без тебя в клубе. Махнем вместе на юг. Ненадолго.
– Ты меня задушишь, – сказал он.
Она долго глядела на солнце. Потом зазвонил один из ее сотовых. Затем, почти сразу, второй. Пришло утро, наступала пора торговать мясом…
Что же нужно женщине?
Зал выдыхает, точнее те ближние столики, которым очень хотелось оказаться ближе. Ближе – это в невесомом облаке его пота и парфюма, в облаке того, что заставляет трепетать их ноздри. Он наклоняется над шнуровкой ботинок, по миллиметру спуская брюки ниже талии, именно так, чтобы они взвыли сзади…
Они жаждут верного послушного дракона? Нет, это обман, им нужно нечто параллельное их успешной сытой жизни. Им нужен полет, драйв, блеск масла на мужских ягодицах, им хочется орать и дурачиться, забывая…
Стоп. Вот оно.
Забывая. Когда ты отбрасываешь все предрассудки, все страхи, все комплексы юности, ты приходишь к главному. Ты раздеваешься, чтобы они могли забыться. Ты выгибаешься хищным леопардом, ловишь их глаза. Те, кто сейчас с ним, они уже забыли про свои вагоны мяса…
Он ловит очередные глаза и не отпускает. Эта молодая, как набухшая почка, но неуловимый флер бешеных денег от нее уже не отлепишь. Хорошенькая, пушистая, она из тех, кого плотно посадили на цепь. Он падает на колени для нее, для нее предельно разводит бедра в стороны и трогает себя…
Ее испуганные глазки валятся навстречу, словно соскакивают с привязи. Ее уставшие от денег глазки ежедневно видят пивную мозоль благоверного, его благородные седины и борзых мальчиков из охраны. Наверняка муж убьет ее, если узнает.
Он прогибается только для нее, крепче притягивая поводок. Девочке хочется вдохнуть, а вдохнуть страшно. Так хочется вдохнуть свободу, от которой сама же и отказалась…
Сто тысяч лет назад, на другой планете, он был военным. Он вставал и ложился, зашнурованный, стянутый ремнями, шнурками и галстуками. Сто тысяч лет назад он приобрел гантели и махал ими до посинения. Его крайне заботило состояние бицепсов. Но девушка, которой он доверял, сказала…
– Меня заводит все, что ниже… все, что в зоне тридцати сантиметров от… ну, ты понял… это круто, когда вот такие ямочки на попе…
То есть бицепсы – тоже.
Но гораздо вкуснее то, что держит мужчину прямо. Они это получат… вот сейчас…
Ритм выбивает искры. Тема, тягучая, как расплавленный шоколад, застывает, не успев вскипеть. Зал вздыхает вместе с ним. Они почти все принадлежат ему, потому что он заставил их… забыть. Эльф уносит их в страну, где не надо стесняться желаний. Дракон держит их за бедра, дракон срывает их одежду, не прикасаясь к ним.
Зато к нему прикасаются все смелее. Ямочки на попе… да, это здорово. Он позволяет высокой, красногубой расстегнуть пуговицы на джинсах. Ее подружки катаются от смеха, они все смеются, все улетели в страну свободных эльфов…
Вот эти двое, с парнем. Девица сидит нога на ногу. Он падает перед ними на левое колено, наклоняется, приоткрыв рот, словно для поцелуя. Хватает ее взгляд и уже не отпускает. Проводит нижней губой по ее голой смуглой лодыжке, проводит, не прикасаясь, в трех сантиметрах от кожи. Вдыхает ее запах, женщина не отстраняется, вокруг визжат уже по-настоящему…
Что-то заставляет его обернуться. Сквозь потоки света, сквозь лиловые, лимонные, фиолетовые лучи, сквозь мерцание шара что-то долетает…
Ничего ОСОБЕННОГО.
Так ему кажется в первую секунду. Это особенная секунда, там-тамы вгрызаются в подошвы. Он ведет наступление расслабленной походкой гепарда, одетый в шкуру, одетый в дым, одетый только в их полупьяную похоть.
…Если танцор претендует на женское внимание, если он не гей и не транс, его поведение должно цеплять именно женщин…
Он встречает глаза.
Но не так, как глаза предыдущих, за соседними столиками.
Музыка кружит его, но что-то изменилось…
Ему вдруг становится сухо.
Это ОНА.
За что люди любят цирк?
У меня есть право ненавидеть его с детства. Его рампу, его туш, его запах, его бесконечный драйв. Цирк имеют право ненавидеть те, кто слишком глубоко в нем утонул.
Читать дальше