Джеймс Данливи - Волшебная сказка Нью-Йорка

— Знаете, Корнелиус, дело уже дошло до того, что вы можете принять душ, побриться, причесаться, надеть чистую рубашку, усесться в новый автомобиль. Так что ни единой черточки не останется, роднящей вас с человеком никчемным. Но стоит вам остановиться на каком-нибудь незастроенном участке, чтобы полюбоваться черным дроздом, как тут же подъедет полиция и примется задавать вам вопросы. И в конце концов полицейский скажет, проезжайте, нечего тут болтаться. Я вовсе не отвергаю нашего образа жизни. Но посудите сами, время от времени кто-то вдруг обстреливает самые лучшие дома, убивая их обитателей. Так может быть, с нашими ценностями все же случилось нечто непоправимое. Я вот заглядываю в собственную душу и задаюсь вопросом, какие такие жизненные ориентиры я, отец, могу предложить своим детям. Объяснить им, что когда они вырастут, их ожидает всеобщая резня, что мир устроен несправедливо. Не могу я им такого сказать. Дело не в том, Корнелиус, что я приказываю моим детям каждый вечер вставать на колени и петь Боже благослови Америку. Но вашу мать, извините за выражение, когда же наконец этот район обратится в солнечное тихое место, каким ему и следует быть. Кровь господня, просыпаешься поутру и обнаруживаешь, что ты, оказывается, жил дверь в дверь с винокуренным заводом. Вы ведь понимаете, не правда ли, что я больше ни с единой живой душой не могу вот так обо всем поговорить. Давайте-ка, друг любезный, я вам выпивки подолью. И мы совершим возлияние.

Гау подливает Кристиану пахнущей ананасом смеси и, откинувшись на спинку кресла, поднимает стакан, указывая им в угол комнаты. Кончик его сигареты вспыхивает, когда он затягивается.

— Видите вон то удилище, Корнелиус. Так вот, строго между нами, знаете, о чем я мечтаю. В один прекрасный день послать эту чертову империю Мотта подальше. Купить себе магазинчик где-нибудь в захолустье и заняться рыбной ловлей. И позабыть про тревоги. О, слышите, слышите. Та самая лягушка. Квакает. Вернулась, значит. Прелесть, правда.

Двое светловолосых мальчиков и крохотная девчушка с большими черными глазами. Гуськом. Пришли пожать мне руку. И поднявшись в одинаковых голубых кимоно и желтых шлепанцах по лестнице, помахать нам на прощание, желая спокойной ночи. Появляется, устраивая на столе зажженные свечи, миссис Гау в длинном облегающем сиреневом платье.

— Вот и она, Корнелиус, ну что, хороша у меня жена.

Спаржа, салат с креветками. Говард, улыбаясь, разливает из бутылки белое вино. Не забывая прихлебывать собственную бурду. Слегка заплетающимся языком произносит, знаете что, Корнелиус, оставайтесь у нас ночевать. Отошлите вашего шофера. Будете нашим почетным гостем. У нас здоровенная, черт подери, пристройка для гостей, там и ванная есть. И я выхожу. Оглядываясь по сторонам, не подкрадывается ли откуда какой-нибудь хмырь с пукалкой. Говорю Глену, который, включив кондиционер, уже храпит за запертыми дверцами лимузина, чтобы возвращался в Манхэттен. Миссис Соурпюсс, отвечает он, приказала ждать и привезти вас обратно.

— А я тебе приказываю, убирайся отсюда, и не заставляй меня, черт возьми, повторять дважды.

— Что вы, что вы, мистер Кристиан. Ни в коем разе.

Приятно вытереть ноги о шофера. И смотреть, как сверкающие красные хвостовые огни темного лимузина неторопливо уплывают по улице. Возвращаюсь назад поднимающейся к дому лужайкой. Глядя на светящиеся домашним уютом окна. И слыша, как за деревьями на другой стороне улицы хлопает дверь. И кто-то нервно орет. Это ты, Гектор.

Графин с молоком на белой скатерти. Заливать огонь, говорит Говард, если спиртное у него в животе чересчур разгуляется. Миссис Гау накладывает салат, предлагая на выбор один из двух приготовленных ей самой соусов. Над чашей с вареными кукурузными початками поднимается пар. Тарелка с кружочками красных и желтых помидоров. Натертых чесноком и присыпанных травами. Все из Говардова огорода. И жучки бьются о сетку, стараясь добраться до пламени свечей.

— Корнелиус, Джин настоящий мой друг. Так ведь, Джин.

— Ты слишком много пьешь, Говард.

— Ничего не много, у нас праздник. Суббота сегодня или не суббота. Я намерен бражничать допоздна. Правильно, Корнелиус. А после мы все пойдем скоблить наше переднее крыльцо. Точь в точь как вы сказали. И я еще попрошу полицейского, чтобы дал нам отведать итальянского зелья. Вы насчет этого как, Корнелиус.

— С удовольствием, мистер Гау.

— Ага, Корнелиус, не зря я надеялся, что в вас сохранился прежний задор. И бросьте этого мистера Гау. Ну-ка, берите початок, пожуйте, ядрышки чистое золото. Берите руками. Человека, в котором сохранился прежний задор, сразу видать. А как Европа, Корнелиус, она вас не лишила задора.