Марина Ильина - Расчет только наличными, или страсть по наследству

На размашистом загорелом лбу президента выступили крупные капли пота.

— Я… э-э-э, — он сглотнул. Светлые глаза его затуманились. — Надо все-таки поконкретней.

«Бери, бери его за горло», — шептал ей внутренний голос. И она решилась.

— Истомилась я по ласке, — низко прогудела Тонька, округлив глаза.

Внутренний голос ошибся. Промахнулся, так сказать. Бросок не впрок. Изумление сковало расплывчатый лик президента. Тонька испуганно зажала рот руками.

Ох, не то я говорю. Хотела же предупредить. А вышло сплошное безобразие. Язык мой — враг мой.

Тонька извергла кошмарные штампы, напоминающие задушевные стоны донских казачек Шолохова. Она часто заморгала и замычала. Нечленораздельно. Надо немедленно поведать об опасности, а она, кроме идиотских фраз, ничего выдавить из себя не может.

Президент заподозрил неладное и нехорошо прищурился.

— Ну, я думаю, основные вопросы мы решили, на этом и попрощаемся.

Тоньку вывели за белые ручки щеголеватые и фактурные мужички. Она не сопротивлялась, но по-прежнему зажимала рот обеими руками и беспокойно озиралась по сторонам.

«А самое главное-то я ему не сказала. Про опасность. Вот беда. Теперь уж и не скажу. Надо будет написать ему письмо. Уж написать-то я смогу. Жаль, что он мысли читать не умеет».

Тоньку лихорадило. Она повернулась на другой бок и проснулась.

Президент? Кремль? Беседа? Вот бред. Ах, это сон! Живенько так.

Только сюжет уже побледнел и продолжал таять. О чем же был этот сон? И что за опасность такая необыкновенная? Не помню ни фига. Тонька решительно направилась на кухню.

Антонина Александрова, в девичестве Ураганова, насыпала заварку прямо в чашку, залила кипятком и распахнула створки окна. День обещал быть чудесным. Мягкое солнце разогревало небо, разрисованное бело-голубыми, широкими, рваными полосками.

От ощущения надвигающегося лета и тепла душа Тоньки наполнилась радостным возбуждением.

Старый панельный дом, в котором жила семья Александровых, располагался в уютном московском дворике неподалеку от искусственного пруда. Поэтому если наступала теплая ранняя весна, в воздухе веяло морской романтикой. По крайней мере, так казалось Тоньке.

Под окнами дворник выметал дорожки. Равномерный шелест метлы разрывал утреннюю тишину двора.

Она с удовольствием выпила горячий вкусный чай с шоколадной конфетой и закурила первую сигарету.

Тонька обожала эту утреннюю уединенность. Ее личное жизненное пространство вырастало до размеров пустой трехкомнатной квартиры. Никто не ноет, не требует, не просит, не теребит. Атмосфера, наполненная волшебной гармонией и тишиной. Даже телевизор молчит.

Когда чашка опустела, Антонина собрала волю в кулак и направилась в душ. После душа она прошлепала в спальню и встала на весы. Чуда не произошло.

«Значит, сегодня на обед — кофе с молоком, а на ужин — овощи и фрукты, а в идеале еще и пешочком километров десять. Господи, а жить-то когда, в смысле наслаждаться? Так ведь долго не протянешь. Ну, не беда. Это в идеале — десять километров, а в жизни — все равно больше трех не получится. А все лень-матушка. Сражаться с собственным аппетитом очень нелегко.

Итак, низкокалорийный здоровый образ жизни. Это что же получается? Ни тебе картошечки, ни мяса ни даже булочки. Нет, мне это решительно не подходит!

А между прочим, Мерилин Монро в возрасте после тридцати совершенно не страдала истощением. Лопала, небось, напропалую.

Рацион можно сократить, но так кардинально изменить его у меня характера не хватит. Еда должна быть невкусной, а спорт — полезен для здоровья. Да, мстительным человеком был автор сей концепции».

Тоня относилась к себе критически и очень гордилась этим. Главное, не воспринимать свои редкие достоинства всерьез.

Во что бы такое нарядиться? Настроение прекрасное, погода еще лучше. Хотелось соответствовать.

Она выбрала темно-красные широкие джинсы и светлый огромный свитер. Чтобы от шеи и до колен свободно болтался, чтобы нигде не жало, не впивалось и не обтягивало. Красотища!