Юрий Мамлеев - Блуждающее время

…Как только хохотун Боренька появился в Москве, его тут же взяли в меру компетентные органы, уже изучающие дело о тайном обществе, об убийстве его главаря Крушуева и о диком Юлике. Допрашивали Бореньку часа два с глазу на глаз в тихом кабинете, но когда кто-то из чиновников проходил по бесшумному коридору мимо, он вздрагивал от звуков неестественного хохота, раздававшегося из кабинета. Такое им приходилось слышать впервые: ведь такие места не очень располагают к юмору.

…Бореньку, разумеется, выпустили. Но после этого он замолк. Замолк в том смысле, что о всей этой туманной истории он никому – ни-ни. Ни одного слова. Может, просто предупредили о чем-то неопределенном, но пугающем, но в остальном Боренька вел себя почти весело.

…Так что его появление в Москве ничего не изменило – слух ходил в основном тревожно-простой: Павел пропал, но куда, где и что с ним стало и тьме неизвестно.

…Павел медленно приходил в себя, глаза еще были закрыты, словно сдавлены непонятной тяжестью, но внутреннее ощущение определило: он будет жить. Не текла кровь. Значит, кто-то помог. С трудом он открывал глаза, но когда открыл – закричал. В тумане на него смотрело лицо Верочки. Потом вдруг лицо растаяло, исчезло, точно снятая маска прошлого, и на него уже смотрели пронзительные, непомерно широкие глаза неизвестной женщины. Она была неподвижна, как мумия, и в странном одеянии, но глаза были живые и наполненные тоской и полнотой такого фантастического знания что Павел понял: все кончено с его прошлой жизнью там, в ХХ веке.

Отсюда он уже никогда и никуда не вернется.

В конечном итоге исчезновение Павла внесло странное, неожиданное изменение в жизнь тайной Москвы.

Больше всего это коснулось Егора Корнеева. Однажды вечером он впал в глубокое забытье и даже, когда очнулся, не понял, что с ним происходило: сон или виденье наяву. Он прозрел в этом своем состоянии огромную черную тень. Тень надвигалась на него, как тень его собственного непознаваемого будущего. И вдруг среди этой тьмы будущего стали появляться… Нет, не существа, а, скорее, одно существо. Оно по своей сути отличалось от всего, что содержалось в нашем мире. От него исходил взгляд, но глаз не было. Форма, казалось, все время менялась. Была ли это только тень? Или сам он в будущем? Но Егор чувствовал, что это существо имеет прямое отношение к нему в бездонно-далеком грядущем.

Может быть, это были лишь сгустки огня или бытия, которые то появлялись, то исчезали, но где? В его сознании или извне? Он не знал. Но было тупое, дикое ощущенье, что вот оно – его почти конечное будущее. И вместе с тем оно здесь. Оно входит в его душу, сковывает его. И одновременно наполняет какой-то бесконечной радостью. И в то же время это существо вызывало страх. Особенно, когда Егор видел его взгляд. Взгляд был поглощающий, внеземной по своей пронзительной жестокой бесконечности. И Егор не хотел погружаться в него. Но какой-то внутренний голос сказал ему: «Не бойся, иди туда… Не бойся».

И таким образом, одна сила толкала его туда, в бесконечность, может быть, в жестокую бесконечность, а другая сила останавливала его. Говорила: «Не иди».

Весь в поту он очнулся. Была ночь. Изнеможенный, он подошел к окну. Над Москвой все то же звездное небо, такое же таинственное, как всегда. И вдруг молнией в его сознании возникла неожиданная мысль: «Хочу к Павлу!» При чем здесь Павел и это существо?! Но он опять чуть не взвизгнул в душе: «Хочу к Павлу!»

Среди ночи позвонил Тане. К его счастью и ужасу, среди этой тьмы она сняла трубку. Он истерически закричал: «Хочу к Павлу! К Павлу! К Павлу!» В трубке никто не ответил. Егор остался один, без ответа. Стал метаться по квартире, бросая взгляды то на бездонное звездное небо в окне, то на картины, развешанные по стенам. Но, естественно, несмотря на эту мысль о Павле, образ ночного виденья не оставлял его.

Он подошел к шкафу, открыл, достал водки, налил, но не выпил, стал ходить по комнате, думать, а потом думы прерывались, и он впадал в безмолвие, полное, абсолютное безмолвие, и, наконец, оно победило, и он оставался в этом безмолвии до утра.

Но утро заставило его опять думать, снова появились эти мысли, беспомощные мысли, перед лицом великого неизвестного. «Хочу к Павлу! Хочу к Павлу! – стояла, как огненный гвоздь в его сознании, мысль, – но где Павел?» Никто не знает, погиб он? Смешное слово! Наверное, он где-то «там», в невидимом для нас.

Но Егор все же вышел из своей квартиры и решил сначала поехать к Кириллу, к тому странному человеку с необычайной манией величия, такого страшного величия, которого Егор не знал никогда и ни у кого. Откуда был источник этого величия? Было непонятно. В конце концов Кирилл не совершал ничего, чтобы в глазах человеческих хоть на десятую долю оправдать это величие. И поэтому Егор решил ехать именно туда, к человеку, который был менее всего понятен ему, ибо само видение Егора и исчезновение Павла было непонятно. И в этом смысле существовала какая-то связь между этим видением и поездкой к Кириллу. К тому же Кирилл мог знать, где Никита. Может быть, в руках Никиты лежит ниточка, которая привела бы к открытию, что случилось с Павлом…