Юрий Мамлеев - Сборник рассказов

Катя хлебнула чай прямо из горлышка заварочного чайника.

— Телевизор надо включить, Коля, — сказала она, отпив.

— Чай хорош, — угрюмо сказал Никита, — а туалет-то у вас где?

Коля показал направление. Никита встал и зашел в туалет, хлопнув дверью. Воцарилось молчание. Лица брата и сестры постепенно опять приняли нормальный вид. Катя нарезала белый хлеб и сделала бутерброд.

— Что-то его долго нет? — тревожно спросил у сестры Николай, когда прошло четверть часа.

— Может, много чаю выпил. Ишь как дул, — тихо промолвила Катя.

Но Никита все не выходил и не выходил.

— Это уже становится интересным, — нервно сказал Николай. — Что он там делает?..

— Пойдем постучим ему.

Они подошли к двери. Постучали. Дернули — туалет заперт изнутри. Но ответом было молчание.

— Что он там, умер, что ли? — И, разъярившись, Николай с бешеной силой рванул дверь. Раздался треск, дверь распахнулась. Они заглянули. Внутри никого не было. Кругом тихо.

Катя дико закричала.

— Где же, где он?! — заорал Николай и стал бегать по всей квартире взад и вперед, опрокидывая стулья. В квартире было отсутствие. Катя, красная от ужаса, подошла к брату и крикнула ему в лицо:

— Как жить-то теперь будем, как жить?!

Андрей Павлович Куренков — монстр. Одна нога у него короче другой (третья еще не выросла), на руках всего семь пальцев, а не десять, как положено по творению, нижняя губа отсутствовала, уши пугали своей величиной, глаза страшенные. Не было в них любви к людям, и вообще ничего не было, если не считать выражения бездонного отсутствия. Да и то это выражение казалось обманчивым.

Жил он один, в Москве, в коммунальной квартире. И никаких родственников — ни матери, ни отца, ни жены, ни сестры. Лет ему было под сорок. Соседи по коммуналке терпели его с момента въезда уже семь лет и поначалу очень пугались.

Старушка Ведьма Петровна (так уж ее звали по простоте душевной) не раз кричала на Андрюшу в кухне, стуча кастрюлей по рукомойнику:

— Страшен ты, сосед, ох как страшен… А ну-ка посмотри на меня, — и она отскакивала с кастрюлей в угол кухни. — Если бы не уши, как у слона в зоопарке, было б терпимо… Женихом был бы тогда, — добавляла она обычно.

Как-то, года через полтора после его появления в квартире, Ведьма Петровна позвала Андрюшу к себе в комнатушку — жила она одна. На столе стоял чай вприкуску.

— Присаживайся, соседушко, — умильно ляпнула Ведьма Петровна.

А надо сказать, что еще одной особенностью Андрея было то, что он почти не говорил, иногда мычал, а иногда если скажет, то что-то такое уж совсем непонятное.

Но за стол он сел и начал пить чаек, поглядывая своими странными глазами на Ведьму Петровну.

— Андреюшка, — начала Ведьма Петровна, надев почему-то очки. — Вот что я тебе скажу. Уши уже тебе не отрежешь, да и я не мастерица людям уши резать. Бог с тобою, живи так. Я на все согласная. Мое предложение: возьми меня в жены, выйти замуж за тебя хочу.

И Ведьма Петровна покраснела.

Андрюша, однако, никак не реагировал, все молчал и молчал.

Наконец старушонка даже взвизгнула:

— Замуж за тебя хочу!

Андрюша повел ушами, и в глазах его появилась мысль.

— Я мамке дал зарок не жениться, — произнес он.

— Да мамка-то твоя давно в могиле! — прикрикнула Ведьма Петровна. — Ей теперь все по хрену. А мы с тобой кататься на лодках будем, в кино ходить вместе, в театр… Чем плохо?

— Убей меня, но не пойду, — упрямо выговорил Андрюша.

— Экой ты предрассудительный, — рассвирепела Ведьма Петровна. — Тебе, дураку, хорошую партию предлагают, по старинке говоря. Чем нам вдвоем плохо будет? Я старушка девственная, если не считать того, что с чертями во сне спала… Ну это со всеми девками бывает.

— С чертями хочу, а с тобой — нет, — громко сказал Андрюша, как отрезал.

Ведьма Петровна завелась. Встала, начала бегать вокруг стола как чумная.

— Да ты что, да что ты, Андрей, — скулила она. — Нешто я хуже чертей?! Посмотри на меня внимательно. Лет мне всего семьдесят пять, груди еще сохранились, — и она горделиво выпятилась перед сидящим на стуле монстром.

Монстр на этот раз тупо взглянул на нее.

— К мамке хочу, — сказал он, осторожно оглянувшись. — Где моя мамка?

— Да в могиле же, в могиле, в сырой и глубокой. Ты что, туда хочешь?!

— Туда, — кивнул Андрюша.

— Ох, дурачок ты мой, дурачок! Нешто могила вкуснее постельки, даже со старушкой… Помысли. Подумай. Что лучше? А сейчас брысь, иди к себе, а мое предложение обдумай.