Президент внутренне вздрогнул: «К чему клонит?»
— Чего тут удивительного? — невозмутимо улыбнулся Максим Иванович. — Я имею дело с очень толковыми людьми, настоящими профессионалами. Мне повезло, что я работаю с тобой, например…
— Да, да, это так, — ответил «второй человек», — все верно. Но дело в том, что мы реально висели на волосок от смерти. Реально, понимаешь?
— Игоряш, — президент слегка нахмурился, — говори прямо, не юли..
— Я не юлю. Хочешь знать правду? Так я тебе скажу. Нашу компанию хранит Господь.
Последнюю фразу Игорь Николаевич произнес вполголоса, но вложил в нее всю эмоциональную патетику, на какую был способен. И добавил почти шепотом:
— Мы молимся за компанию. И за тебя.
Максим Иванович знал, что «на фирме» образовался кружок верующих людей, посещающих собрания некой протестантской организации. Его этот факт особенно не настораживал. Во-первых, эти религиозные сотрудники по отношению к общему делу были людьми порядочными, а во-вторых, они обладали чрезвычайно ценными профессиональными качествами. Кроме того, президент, как и все образованные люди, знал, что евангельские заповеди запрещают делать всякие гадости по отношению к ближним своим. И это его отчасти успокаивало.
— Кто это мы? — попросил уточнить президент.
— Я, Верочка, Петрович, Сережа, Селиванов, а также несколько сотрудников среднего и низшего звеньев.
Максим Иванович ощутил укол под ребро, хотя к нему никто не прикасался.
— То есть вы все…
— Да, мы все состоим в братстве «Церкви Нового Ковчега», о котором я тебе не раз рассказывал. И мы молимся за нашу компанию, за ее процветание и благополучие. Мы молимся утром, перед началом трудового дня, перед обедом, и вечером, накануне завершения работы. Три раза в день. И вот — результат! А еще мы молимся во время каждой воскресной службы. Было бы здорово, если ты как-нибудь придешь в нашу церковь.
— Ты же знаешь, — сказал Максим Иванович, не узнавая своего вдруг задрожавшего голоса, — что я — неверующий, вернее, я — агностик.
— Ничего страшного, — доброжелательно улыбнулся финдиректор, — не все умеют молиться, но все могут поддержать церковь пожертвованием. Двадцать пять процентов от прибыли — обычная доля, которую следует отдавать Богу. И не надо думать, что перечисленные церкви деньги пропадут даром. Ибо сказано…
После визита Игоря Николаевича Максим Иванович вышел из кабинета и направился в сторону туалета, как говорится, на «ватных ногах», опираясь о стену. Секретарша опешила от его вида: на стерильно белом лице горело два пунцовых пятна.
«Финансовый директор, коммерческий директор, директор по безопасности, главный логист, главный бухгалтер, — бормотал про себя, словно молитву, президент, — все они — братья «Церкви Нового Ковчега». Все. Четверть прибыли… Четверть прибыли… Четверть прибыли… Сегодня — четверть. А завтра?»
Сочи
90-е — студентка Ивановского медицинского института; после 90-х — врач.
Шел 1992 год. На полках магазинов в нашем городе Иваново ничего не было. Если что-то появлялось — хватали все, не разбирая размера и цвета. Я ходила в искусственном красном полушубке, ела картошку, которую с родителями выращивали на выделенном в поле поликлиникой, в которой работала моя мама, участке и грибы-ягоды, запасенные летом. В магазинах действительно ничего не было. Людям давали зарплату тапками, мешками, маминой подруге на фабрике — бобинами ниток (мы приходили и выбирали на свитера, было всегда 3 цвета, бобины занимали у нее полкомнаты). Несколько раз я пыталась получить на макулатуру дефицитные романы Дюма и Анжелику, но, насобирав бумаги и газет у родственников, соседей и по подвалам и заняв со своими тележками очередь, в 5 утра я оказывалась где-то тридцатой-сороковой, и когда подходила моя очередь, мне уже доставалась туалетная бумага или «Что сказал покойник». Причем продавец всегда спрашивал: «Брать будете?» Как будто есть другой вариант. Не потащу же я все обратно. И я шла, обвешанная туалетной бумагой, как бубликами, с «Что сказал покойник» в руках. А моя подруга, увидев духи «Опиум» в бартер за 5 кг тыквенных семечек, днем и ночью их выковыривала и заставляла всех родственников есть тыкву, но не собрав, очень расстроилась.
Зима, декабрь. Я шла из института, в кармане стипендия, вижу объявление: «Товары из Европы, секонд-хенд», продажа в фойе в филармонии. Филармония была рядом, и я полетела как пуля, боясь, что многие видели объявление и я приду к пустым полкам.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу