Дмитрий Бавильский - Едоки картофеля

Насколько онтологически верен "Логико-философский трактат"

Витгенштейна.

Кто меня переживёт? Кто уйдёт раньше?

Есть ли в мире место, идеально подходящее под мои тактико-стратегические показатели, чтобы приехать и сразу же понять: это точно твоё!

Человек, идущий под бой новогодних курантов мимо моего дома к мосту или с моста (или проезжающий в машине) – я всегда во время новогоднего боя часов смотрю в окно, и случайные люди эти кажутся мне странниками.

Что, какой мусор лежит на дне каналов Венеции. А в СПб?

Что Таня не думает обо мне на самом деле.

– Чёрная влага истоков, мы пьём тебя утром и пьём тебя на ночь, без продыху пьём… – шептал ей на ушко лирику Данила: лечил. Они шли сквозь снег, улица казалась маленьким и уютным чуланчиком в охотничьем домике. – А смерть – это старый немецкий маэстро, он пулей тебя настигает, без промаха бьёт… – а затем изменившимся, серьёзным тоном добавил: – Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих. Так поражает молния, так поражает финский нож!

Фонари подсвечивали снежную круговерть, создавая театральные, оперные почти эффекты. Метель пахла огуречной свежестью, Данила пах дорогим табаком и сильными чувствами.

– Кажется, я уже слышала подобную фразу, – засмеялась Лидия

Альбертовна, но ничуть этим не смутила Данилу.

– Конечно, конечно, – радостно закивал он. – Всё, весь мир есть одна большая цитата. Которая, как цикада, сидит себе за печкой и сверчит себе, сверчит… Как на картине Айвазовского, – неожиданно добавил он.

– А при чём здесь Айвазовский? – не поняла Лидия Альбертовна.

Данила только плечами пожал: типа, для рифмы.

Они шли сквозь снег, по улице, покрытой, заваленной снегом, и им было хорошо вместе. Только с Данилой Лидия Альбертовна могла позволить себе расслабиться, отвлечься от невроза, заработанного в картинной галерее.

– В тебе много умозрительного, отвлечённого… Какой ты ещё молодой и беззаботный… – позволила себе она.

– Ну, конечно, а ты, типа, пожилая матронесса, отяжелённая семьёй и выводком сопливых детей, семеро по лавкам…

И они снова засмеялись, потому что, когда двоим хорошо вместе, слова перестают что-либо значить.

Данила поделился с Лидией Альбертовной: странный день: с утра из ушей вываливаются наушники. Никогда такого не было: видать, к дождю, смеялся он. Они вообще сегодня много смеялись.

Говорят, подобное не к добру; что-то произойдёт. Обязано произойти.

Внутри Лидии Альбертовны даже возникла прохладная область напряжённого ожидания, между прочим, отдающаяся в недолеченном ухе.

Впрочем, честно говоря, она не слишком обращала на неё внимание.

Старалась не обращать.

Лидии Альбертовне казалось, что она – маленькая девочка, взяв за руку, её ведут по тёмным коридорам, в их углах она видит непонятные и непостижимые вещи, о существовании коих до сего момента не знала, не подозревала даже. Информация сыпалась снегопадом, "я подумаю об этом завтра", говорила себе маленькая девочка с кукольной мордашкой, поскольку любые размышления мешают путешествиям и приключениям, снижая скорость перемещения.

Я подумаю об этом завтра, точнее, никогда, потому что следует жить лишь сегодняшним днём, счастья никогда не бывает много, кажется, мы все обречены, обречены, да…

И вот она кивает невидимой собеседнице, живущей в лабиринтах мозга, смотрит на скрюченные параличом руки деревьев, безуспешно пытающихся ловить снежинки. Она кивает невидимой стеклянной фигурке, сидящей в её голове, и вот уже снег, осевший на её шапку, слетает, разлетается в разные стороны, точно в замедленной съёмке, ну почти что кино.

Тарковский.

Только теперь с какого-то там раза она поняла игру Данилы с двойниками, в двойников. Он постоянно настаивал, что нынешний февраль отмечен эскалацией образов Джорджа Буша-младшего, встретить которого можно буквально на каждом углу.

– Вот, смотри, – говорил Данила, указывая на опрятного старичка, сидящего в углу вагона метро, с глазками-кнопочками и аккуратными морщинками на лбу. – Вылитый же Джордж Буш.

И она сначала не понимала, но потом приняла правила этой игры, постепенно втянулась, и понимание настигло позже, постфактум: действительно Буш, смотри-ка, похож.

– Интересно, а что он тут делает? – подзуживал её Данила.

И они выходили из метро, шли дальше через белую пустыню, придавленную ночной мглой, сияющую возле ног. Набережная казалась пустынной: ни людей, ни машин, только облачка пара, вырывающегося при дыхании. За чугунной решёткой поблескивал пористый лёд замершей реки. Она торопилась домой, потому что возле кинотеатра "Родина", куда зашли с Данилой погреться и поиграть в автоматы, столкнулись с