Дмитрий Бавильский - Едоки картофеля

При всем этом Лидия Альбертовна чувствовала неловкость, нечто исподволь давило на нее, сковывало поведение, точно спеленывая по рукам и ногам. Будто она не у себя дома.

Странное ощущение: невозможно поднять глаза, посмотреть на гостей.

Делаешь вид, что занят приготовлением еды, суетишься возле стола, вроде как абажур мешает и все такое. Но на самом деле новые люди, новые запахи и объемы, как к ним привыкнуть? Нет же никакой возможности отгородиться, отдалиться – в такой близости и тесноте…

В музее все иначе. Между людьми в просторных залах висит, точно выстиранное белье, пустота. Совсем как весной, когда дома уже более не прижаты морозами друг к дружке, подобно вязанке дров на заднем дворе, но существуют автономно в омуте простуженного неба – такие же редкозубые, как улыбка оленевода.

Или вот в общественном транспорте: всегда можно найти точку замерзания, окружить себя невидимой стеной, сооруженной на скорую руку хотя бы вот из воздушных потоков. В конце концов, прижаться носом к грязному окну.

Дома же ты совершенно разоблачен, открыт. Оттого гости могут так сильно влиять на розу внутренних ветров.

Лидия Альбертовна вдруг почувствовала яростный, обжигающий жар, исходивший от подростков. Сначала решила: очевидно, чайник. Но мгновением позже меланхолически отметила про себя: от ребят.

Удивилась. Действительно, странно. Подняла глаза. Встретилась глазами с Данилом. Да.

Он, оказывается, тоже во все глаза смотрел на нее. Не отрываясь смотрел. Точно гадал: узнает, не узнает. И по взгляду ее, смещенному, смущенному, как у пионерки, взгляду, пунцовым пятнам на щеках (достаточно милым), понял: узнала.

Ошибся. Узнала, но потом, чуть позже. Сразу она просто не могла сообразить, что наглый нарушитель ее музейного покоя, коллекционер табличек и дерзкий хулиган, так скоро попадет в святая святых заповедного края – на кухню ее собственной души!

И оба они совершенно не знали, как себя вести.

Впрочем, Данила, просекший ситуацию первым, сориентировался быстрее.

И стал оказывать Лидии Альбертовне многочисленные знаки внимания.

Аппетитно ел, хвалил все, что попадало под руку, интересовался рецептами приготовления варенья, узнавал, где такая замечательная хозяйка отоваривается столь свежими мясомолочными продуктами и т.д.

Он отчаянно жестикулировал, заполняя окружающее пространство, хищно раздувал ноздри, брызгал крошками и хватал что попало. Данилы стало так много, словно неловкость он хотел подавить, задавить, отодвинув на безопасные рубежи.

Лидия Альбертовна прекрасно понимала, почему дружок ее сына стал столь суетлив. Отчасти она была благодарна юнцу за проявленную инициативу, так как и сама сделалась вдруг излишне подробна.

Странно, но мгновенно между ними точно установился негласный договор: только бы не выдать. Отчего? Бог весть. Но так нужно. Так положено. Так надо.

В открытую форточку ворвались гончие Снежной Королевы, окатили всех с ног до головы ревнивым морозцем, покатили на ледяных санях далее.

Оставшиеся вне энергетического напряжения, Артем и Марина поглощали еду, не понимая, что же тут на их глазах происходит. Сдержанная обычно Ма стала бледной тенью себя, точно сильное недомогание, головокружение, рвотные позывы или женские дела скрутили ее богатырский организм, оставив лишь видимую оболочку.

А самоуверенный и подчас нагловатый Данила странно лебезил и заискивал перед незнакомой ему женщиной, точно добивался от нее… расположения?

Неловкость загустевала между всеми, расцветала черными бархатными розами в углах и между посудой, звенела в раковине за кранами и мусорным ведром. Вот Марина уже и подавилась: ей, самой впечатлительной, кусок в рот не лезет. А подавившись, стряхнула всеобщее оцепенение, первая взглянула в глаза всем по очереди, точно спрашивая о причинах немого конфликта. Чем еще сильнее смутила Лидию

Альбертовну.

Артем уронил ложку. Она зазвенела. Артем полез за ложкой под стол.

Лидия Альбертовна стушевалась еще сильнее. Казалось, струна, в которую превратился Данила, сейчас не выдержит и лопнет. Марина отчаянно пытается запихнуть в себя еще один кусочек бутерброда.

В комнату заглянул отец семейства. Мурад Маратович был отчего-то в берете и произвел на окружающих неизгладимое впечатление.

– Ну, что, молодежь, – начал он, азартно потирая сухими ладошками. -

Чаи гоняем? Возьмете в молодую компанию?