Владимир Березин: Ностальгия

– Ну да. Ему это не нужно. К тому же есть такая штука – некоторых искушений просто уже нет по своей природе. То, что человек мог легко сделать в девяностые годы, сейчас он легко не сделает. Зачем садиться снова на Боливара, что не вывезет двоих, можно сказать.

“Мне очень жаль, но пусть он платит по один восемьдесят пять.

Боливар не снесет двоих” – и ему действительно, действительно очень жаль. Но по один восемьдесят пять уже уплачено. Не верю я в эти покаяния. Если они внутренние, то они, как правило, остаются внутренними и не выплескиваются на застольных друзей, в газеты или в телевизор. А если выплескиваются, то это что-то вроде публичного сжигания своего партбилета в прямом эфире.

– А что, рубануть по пальцу топором, бросить все и отправиться в странствие по Руси? Сильный ход.

– Не знаю, ребята. А вот нравственное покаяние, когда жизнь обеспечена и деньги – к деньгам, – вещь куда более сложная для этического анализа.

– Я вот что скажу: все написанные слова – фундамент нынешнего благосостояния. Это такие мешки с долларами, что покрадены с того паровоза, что остановился у водокачки. Как в этом каяться – ума не приложу, вынимать ли из фундамента один кирпич, разбирать ли весь фундамент.

Нет, по мне, сжигание партбилета, особенно когда за это не сажают, – чрезвычайно некрасивый поступок, но покаяние без полной переборки фундамента – тоже нечто мне отвратительное. Это ведь очень давно придуманная песня, старая игра в пти-жё: я украл три рубля, а свалил на горничную, а я девочку развратил, а я в долг взял и не отдал, а я написал говно и деньги взял. И начинается игра в стыд, такое жеманничанье. Друзья должны вздохнуть, налить еще вискаря в низкие, до хруста вымытые стаканы и выпить. А потом кто-то еще что-то расскажет – про то, как попилил бабла и что теперь немного, конечно, стыдно, – но все понимают, что если бы не попилил, то мы бы не сидели на Рублевке и после бани не пили хороший виски. И вот все кивают головами и говорят: да-да, какой ты чуткий, братан, тебе стыдно, и это так хорошо. И стыд хорошо мешается с виски, как запах дров из камина со льдом в стакане. Как-то так.

– Да сдалось тебе благосостояние! Тебе кажется, что поводом для раскаяния может быть только поступок, за который получены деньги!

Понятно, сидя перед камином, сетовать, что пилил бабло, как-то нехорошо. Но ведь и не говорить – нельзя. Я вот никогда не пилил бабла, – возразил просто успешный человек Леонид Александрович. -

При чем тут твое благосостояние? Мне, например, про твое благосостояние ничего не известно. И деньги тут тоже ни при чем, вернее, они (если говорить об уравнениях) только часть схемы

“деньги-реноме – деньги-штрих”. Более того, я вообще сложно отношусь к проблеме распила: ведь мы все получали деньги от тех же пильщиков.

Но благосостояние тут очень даже при чем – наша система довольно хорошо описана многими литераторами и философами, которые говорили о грехе и покаянии в церковном смысле. Меня-то интересует очень распространенная сейчас традиция раскаяния, смешанная с ностальгией, которая не собственно сожаление, а такая эстетическая поза: грешил я, грешил… а потом отпил еще.

То есть понятно, что и у меня есть вещи, которых я бы сейчас делать не стал, но вспомнить их, скорее, приятно. А есть вещи, которые и делать бы не стал, и вспоминать очень неприятно. Последние, как правило, завязаны на чувство вины: “Вот поди ж ты, какие у этого были печальные последствия”.

– Ну да, ну да. Но я как раз повсеместно наблюдаю сейчас стадию

“сладкого воспоминания о грехе” – поэтому-то и сказал, что задумываюсь о сути самого понятия. Вот дай нам машину времени, то как мы поступим?

Я слушал моих друзей и вспоминал, как жарким летом уходящего года совершил такое же путешествие во времени – я вернулся лет на двадцать назад, и это был горький опыт. В общем, это было очень странное путешествие. В том месте – среди изогнутой реки, холмов, сосен и обрывов над черной торфяной водой – я впервые был лет пятнадцать назад – и потом ездил туда раз в год, пропустив разве раз или два – когда был в других странах.

Ежегодно там гудел день рождения моего приятеля, но первый раз я приехал в другом раскладе: с одноклассником. Он только что отбил жену у приятеля и вот теперь объезжал с ней, усталой, с круглым помидорным животом, дорогие сердцу места, оставляя их в прошлом, прощаясь. Одноклассник уже купил билеты на “Эль-Аль”, и Обетованная земля ждала их троих. И я тогда был не один, да.