Юрий Графский: Как звали лошадь Вронского?

– Один оратор нудно, долго, – начал снова Артур Слепнин, лицо каждой отточенной чертой выражало презрение к стоявшему рядом подстарку, – вопрос исчерпывал до дна. И речь его была, как Волга, и многоводна, и длинна.

Павлинов стоял, опустив руки,и как будто даже не слышал одобрительного смеха, нарочитой бури восторгов. Поднял голову, сказал жестко:

– Вы знать мое хотите мненье? Ответ готов в один момент. Любое! – крикнул в холеное лицо Артура Слепнина, помахал перед ним пальцем. -

С Волгою сравненье всегда сочту за комплимент!

Дальнейшее понеслось в криках, воплях, смехе, объятиях. Он кого-то обнимал, ему жали руки.

– Не ходи к нему! – удерживал Вовчик Евку. – Не стоит выеденного яйца!

– Оставь меня, пожалуйста! – вырывалась она. – Костик, великолепно!

Никого не слушай! Все равно самый остроумный, лучше всех!

– Вы, однако, скрытый талант, – притиралась к нему пепельная. -

Сразу мне понравились, сейчас просто расцвели. Артур – гадкий, глупый мальчишка. Хотел показать, что я для него не существую. И та была его любовницей, и эта. А он просто ревнивый юбочник! Сначала отпустил, потом спохватился, но поздно.

– Вы считаете, он ревновал вас? – жестко спросил Павлинов.

– Да. Конечно! – уверенно тряхнула головой.

Тогда он во всех подробностях разъяснил, в каком таинстве была она главным действующим лицом. Перевела на него выпуклые, ничего не понимавшие глаза:

– Хотите сказать, что он представил меня этой кодле своей сто тринадцатой шлюхой?

К нему пробился Артур Слепнин, зашептал:

– Давай договоримся – ты гений, и я гений.

– Мудак ты, а не гений! – сказал, как плюнул.

Слепнин стал словно тоньше в возникшей тишине.

– Смотрю на тебя, – медленно начал он, – и плюгавенький ты, и лысый, у нас таких называют мухортик, но что-то в тебе есть, хотя не пойму

– что.

– А я на тебя даже не смотрю, – сказал в пространство Павлинов. -

Точно знаю, кто ты есть и кем будешь. – Резко обернулся. – Ты думаешь, ты человек, деятель? Квирит, демократ первой волны? На самом деле – дерьмо, которое для других пока не пахнет, но я уже чувствую твой потенциальный дух – смесь спермы, слюны и мочи.

Типично русская разновидность – непорядочный демократ.

– Плевала я на вас! – крикнула вдруг пепельная, подступила к Артуру

Слепнину. – Сто тринадцатая, говоришь? Ты у меня, может, пятисотый, я таких вообще не считаю. (Павлинов подумал, что он – точно не в счет.) Только путаетесь под ногами! – Выхватила из сумочки фотографию. – Полюбуйтесь! Мы назвали это “Второе рождение”.

Картинка пошла по рукам. Павлинов всмотрелся: полупьяный мужик, с волосатой грудью, проползает на четвереньках между ног обнаженной женщины, смеется, довольное лицо в шкиперской бородке. Рядом маячит

Вовчик.

– Не могу молчать! – возгласил Павлинов, вытянул руку с пустым бокалом в сторону Артура Слепнина. – Дарю четыре строки!

“Продемонстрирую, не струшу – свою я выставить готов демократическую душу – на четвереньках, без штанов!”

Хохот покрыл последние слова. “Спиши слова!” – крикнул кто-то.

– Вы же старый человек! – вскинулся вдруг Вовчик. – Перестаньте паясничать! Жертвует, видите ли, нам свой талант! И историю он знает, и писателей цитирует. Куплетами сыплет налево и направо!

– Не всем же показывать голый, незащищенный зад, – небрежно огорчился Павлинов.

– Но я-то ведь для вас старался! Вы же свои двадцать очков, что можете дать любому, утаили!

Все сперва притихла, потом громыхнули смехом.

– Не могу, Вовчик, не могу! – стонала, прикрыв металлические зубы,

Евка.

Тот недоуменно переводил глаза с одной смеявшейся рожи на другую.

– Убью! – рванулся к Павлинову.

– Хотел бы посмотреть, как это у тебя получится, – спокойно обернулся Павлинов к Вовчику. Тот схватил его за отвороты пиджака, ударил коленкой в пах. Павлинов стал медленно оседать. “За дело получил”, – мелькнула мысль. Словно бы услышал сквозь запотевшее стекло: “И кому какое дело – кто играет, чья гармонь?”

– Что ты наделал, негодяй? – кинулась на хахаля Евка (укрывался от ее кулачков, хватая за руки). – Я же сказала – нет! Ты решил по-другому, сквалыжный неудачник! Девуня! Не будет тебе ничего от меня!

Павлинов тем временем пришел в себя. Выпрямился, одним прыжком подскочил к Вовчику. Схватил за грудки, ударил головой по зубам.

Мощным, резким движением швырнул, как куль, в угол, прыгнул следом.

Навалился, сомкнул пальцы у него на горле.