Олег Ермаков - Холст

– А у нас есть там что-нибудь еще в отделениях твоего рундука? – интересуется он, беря пустую бутылку, чтобы отнести ее в кухню.

Зимборов отвечает, что он, в конце концов, не факир. Кивнув, Чекусов уходит, слышно, как звякает бутылка, занимая место в небольшой батарее под раковиной, затем вкрадчиво хлопает дверца холодильника, и Чекусов возвращается с бутылкой “Рижского бальзама”.

– Вот, тетя подарила лечиться.

– От чего?

– От насморка.

– Ладно, – не выдерживает Зимборов, – где фотоаппарат?

Чекусов кивает, дескать, да, сейчас, не спеши, всему свое время, неторопливо наполняет лениво текущим черным дегтярным вонючим бальзамом рюмки.

– Ну-ка проверим, что это означает, когда говорят: бальзам на душу.

Зимборов крутит головой, кривится, выпив:

– Га-а-дст…

– А по-моему, чудесная, душистая штука, – возражает Чекусов, передергиваясь.

Зимборов исподлобья наблюдает за Чекусовым. Тот, взглянув на Зимборова, решительно встает, снова идет в угол, роется там и приносит что-то в футляре.

– Что это?.. Подзорная труба?

Чекусов кивает, оглаживая усы. Извлекает из футляра трубу, наводит ее на спецстол, потом на Зимборова, на окно.

– Не хочешь посмотреть?

– Нет.

– Можно увидеть кратеры на Луне, – замечает Чекусов. – Или как девушка в доме напротив зашивает дырку на чулке.

Зимборов насупливается.

– Эту вещь надо Севе подарить… было… несколько лет назад, – бурчит он.

– А тебе не нужна? – быстро и как бы мимоходом спрашивает Чекусов.

– Нет, – резко отвечает Зимборов. – Я пришел за другим.

– Знаю, – соглашается Чекусов и прячет трубу, снова что-то ищет среди ящичков, железок, проволоки – и вынимает коробку. – Посмотри, – просит он.

Зимборов брезгливо глядит на увесистый блестящий металлический цилиндр с крышкой, зажимами, похожий на какой-то снаряд для физических опытов.

– Что это еще?

– Пошли!

В кухне на внутренней стороне двери висит пыльная форма десантника, Охлопков смотрит на птицу, вырезанную из нержавейки.

– Ты прыгал? – спрашивает Охлопков.

Чекусов небрежно кивает, заполняя цилиндр водой, зажигает газ, крепко завинчивает зажимы и водружает цилиндр на огонь.

– Ну и как?

– Ах да, – вспоминает Чекусов, не отвечая на вопрос, достает из коробки трубочку, ввинчивает ее в цилиндр. – Так. Засекаем время.

Через минуту в снаряде угрожающе засвистело. Зимборов с Охлопковым попятились.

– Оп-па!

Чекусов подставляет под трубочку кружку, ослабляет зажимы, из снаряда ударяет кипящая струя. Чекусов торжествующе оглядывает лица зрителей и объясняет, что это суперскоростная кофеварка, кофе, к сожалению, нет, но можно заварить какао, если кто любит.

– Меня от него в пионерском лагере рвало, – говорит Охлопков.

Зимборов ничего не говорит, молчит, полный самых мрачных подозрений, что нужную вещь он вряд ли получит, ее скорее всего Чекусов уже променял на что-либо, а жаль, один фанатик просил у него именно допотопный фотоаппарат “Зоркий”, обещая взамен объектив от “Никона”.

– Тогда давайте приготовим пунш из “Рижского бальзама”! – с воодушевлением предложил Чекусов.

И вот – ночь, фонарь, аптека. То есть магазин, манекен. Но уже далеко позади. Весь город спит, а Охлопков бредет покачиваясь, словно плывет сквозь волны эфира, – вот где ослепительная свобода! Таити, Крит… в любую точку земного шара можно попасть, постучаться, и она тебе откроется, отзовется, и ты вездесущ, как ангел или демон… но тут есть проблемы, как понял Охлопков, даже когда корабль – армейская радиостанция – будет готов, на нем никогда нельзя будет выйти, пока не получишь разрешения, а его-то и не получишь скорее всего, и без бумажки корабль не сдвинется с места или пойдет на дно. Почему? Чекусов только на первый взгляд добропорядочный советский семьянин, рабочий. На второй взгляд он кто-то вроде Дрейка, и выпускать его в эфир вряд ли сочтут целесообразным товарищи из Госинспекции связи. Во-первых, слишком резок и способен на необдуманные поступки. Вообще обыкновенного парня уже угомонили бы сроком, ну, хотя бы годик дали на воспитание выдержки, но тут подключалась тетя Мария, ведущий и уважаемый начальством экономист крупного – в масштабах всего Союза и мира – предприятия, и Чекусов отделывался штрафами. За драку с водителем автобуса, остановившегося посреди лужи, – и все покорно прыгали, а Чекусов не захотел, и за прочие выходки. Хотя срок – условный – все-таки получил: за производство и сбыт коммутаторов электронной системы зажигания, – разработали вдвоем с другом эти, как они говорят, мулечки, ускоряющие зажигание, что, по их мнению, дает некоторую экономию топлива – раз – и сокращает вредные выхлопы в воздух – два. За экологический и экономический порыв друзьям дали по году условно (благодаря, естественно, стараниям тети Марии). Далее, стоит обратить внимание на факт невступления Б. Чекусова в ряды ВЛКСМ – ни в школе, ни в армии, ни позже на заводе. Надо также внимательно присмотреться к кругу его друзей. Например, взять небезызвестного Ярослава Печковского: фарцовщик и меломан, чьей фонотекой интересовались уже и кое-какие записи изъяли ввиду их сомнительной направленности. Или электрик гостиницы “Центральная” Эдмунд Тарасов, совершающий частые поездки в Ригу – Ленинград за пластинками и джинсами с тем, чтобы затем перепродать их втридорога в Глинске. Словом, как поется: “О Гарри, Гарри, ты не наш, да, ты не наш, о Гарри, Гарри, ты не с океана…”