В учебник глазейте!
Но все равно мы глядели во двор. А окон в школе было много.
И однажды по команде военрука восемьдесят мальчишек залезли на восемьдесят сосен и елей, которые росли в парке.
– Лови! – раздалось с земли.
Белке некуда было деваться. Куда ни прыгнет, везде по мальчишке. На каждом дереве! Да еще протягивают страшные руки, орут и свистят как бешеные.
Из-за ограды парка пожилые немцы потрясенно – другого слова не найдешь! – смотрели, как эти свирепые русские преследуют несчастную белку. Такого они не видели. Жаль, они не видели, что творили их сыновья у нас в Союзе. Подумаешь, белка!
И все-таки я с каким-то окаянным, жалким чувством вспоминаю, как она в одиноком отчаянии моталась с дерева на дерево, нигде не находя себе места. Она мне напомнила Эрвина, одиноко сражавшегося с нами.
Одиноко – по сравнению со всей его страной. Все давно сделали “хенде хох”, подняли руки вверх, а он не сдавался. Может быть, это было единственное в своем роде сопротивление в Германии. Но Эрвина вскоре станут покидать и камрады-товарищи, то один, то другой. Их все меньше будет приходить на наши сражения. Пока он не останется один.
Белку мы так и не сумели поймать, но с тех пор она пропала начисто.
Словно сквозь землю провалилась. Знай наших!
Я поинтересовался у военрука, куда бы ее дели, если бы поймали.
– На шапку мала, – бесхитростно сказал я.
– Фамилия? – почуял он почему-то подвох.
– Петров.
– Учти, Сидоров, – не моргнув глазом ответил он. – Никто бы ее не поймал, они здорово кусаются. А во-вторых, отправили бы в живой уголок.
– Но у нас его нет, – встрял в наш разговор Жорка.
– Фамилия? – привычно потребовал военрук.
– Сидоров.
– Запомни, Иванов. Говоришь: нет? С нее бы и начали.
И, довольный собой, отошел. Много все-таки у нас находчивых людей.
А позиционные бои с немецкими мальчишками продолжались с небольшим переменным успехом. Теперь уже по вечерам после домашних уроков.
Мы были готовы начинать сразу же после школы, но немцы отказались.
Они тоже учились и считали себя свободными лишь тогда, когда выполнят домашние задания.
– Век живи – век учись, – хохотнул Витька, а зря.
Видать, потому немцы почти все на свете и выдумали: цинк, рейсфедер, рентген, клейстер, дрель, шпагат, маузер, надфиль, кварц, шницель…
Не говоря уж о воинских званиях: ефрейтор, фельдфебель, фельдмаршал.
И даже “шлагбаум” наверняка происходит от фамилии какого-нибудь бывшего немецкого школьника, вовремя готовившего домашние уроки.
И вот как-то в воскресенье мы одержали первую сокрушительную победу.
Несмотря на численный перевес врага, мы неожиданно ринулись в атаку с криком “ура!” и напали на фрицев врасплох, бросаясь на них сверху прямо в окоп.
Витька умудрился кому-то удачно расквасить нос. И еще один немец чуть не сломал себе руку, с размаху саданув меня кулаком по каске.
Видимо, он повредил какую-то косточку, так он взвыл. Роковую роль сыграла крепость немецкой же каски и моей русской головы под ней, как я теперь понимаю.
Поскольку немцы отказались считать себя разгромленными наголову – моя голова тут ни при чем, – следующий бой назначили через две недели.
– Ну, братцы, теперь держись! – будто полководец, рассуждал
Леонид. – Такая атака удается только раз. С нашими силами в атаку больше не пойдешь, они подготовятся. А вот если они пойдут на нас, нам кранты, у них перевес.
– Они пойдут, точно, – кивнул Жорка.
– А вдруг захватят в плен? – внезапно подала голос Зинка; мы о ней всегда забывали и даже вздрагивали, когда слышали ее голос. -
Захватят, затянут рот, свяжут и запрут в подвале. С крысами, – добавила она.
Мы расхохотались. Но Леонид покачал головой:
– Угроза серьезная. Всех не захватят, но одного запросто могут. Двое куда-нибудь утащат его, а четверо останутся и прикроют их отход против нас троих.
– А давай мы возьмем пятым твоего кобеля, – вдруг предложил Витька.
Мы даже оторопели – вот это да!
– Ну это все равно что танк против пехоты, – усмехнулся Леонид.
– Да пусть Рэкс в засаде посидит, у Зинки в блиндаже. Она его отвяжет, если кому-то будет плен угрожать.
– Так и сделаем, – просиял Леонид. – Порядок.
– Орднунг по-немецки, – блеснула знаниями Зинка.
Сказано – сделано. В условленный воскресный день мы заранее, еще до боя, тайно привели и привязали Рэкса в блиндаже и приказали Зинке его стеречь. Хотя кто кого стерег, подумать надо.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу