Роман Сенчин - Лед под ногами

Игорь, по своему обыкновению, присел на край стола. Достал “Зиппо”, поиграл, покрутил колесико.

– Друга-то встретил?

– Да-а.

– Не хило, вижу, гуднули. Водку пили?

– Ее…

– Молодцы. Сибиряки… Он тоже ведь оттуда, земляк твой?

Чащин пересилил желание сказать, что Игорь мешает; наоборот, оторвался от бумаг, вытряхнул из пачки “Винстона” сигарету. Ответил:

– Земляк. – И, опережая дальнейшие вопросы, добавил: – Мы с первого класса знакомы. В Питере вместе учились, в одной группе играли.

– Да ты что! – Игорь громко звенькнул крышкой зажигалки. – Кру-уто.

Вот, глядишь, опять соберетесь, дадите угару.

Чащин покривил губы.

– А чего кривишься?! Сейчас снова на панк мода пошла. Конечно, с ирокезом на башке тебе уже поздно, а так… Будете такими интеллектуальными панками. “Люмен” слышал? “Мы никогда не доживем до пенсии, как Сид и Нэнси, как Сид и Нэнси”. Нормальные ребята, песни

– в самую тему. Да и у тебя тоже, помню, довольно такие были… без мать-перемать.

– Я же акустику играл. А для электричества всякие были…

– Ну! Тем более! – Игорь уже горел идеей вывода Чащина и его земляка на сцену. – Прикинь, у нас в редакции будет своя звезда. Интервью дадим, информационную поддержку окажем по полной. Кстати, в этом номере с “Люменом” интервью. Неплохое… Нет, Дэн, ты подумай, действительно. Сейчас, говорю, самое время для такой музыки. Снова бурление, недовольство. Можно на этой волне подняться легко и без особых затрат. Подумай… Земляк-то твой как, играет?

– Не знаю… С гитарой приехал.

– Ну, видишь как! Он кто – гитарист, басист?.. Дадим объявление, что группа ищет барабанщика и кого вам надо еще, базу для репетиций. И – понеслось. Месяца через два можно где-нибудь отыграть. В “Точке” у меня связи остались…

– Да брось ты! – наконец нашел силы перебить Чащин. – Какие концерты? Смешно же… Ладно, все, у меня дел… Пять полос лишних.

– Ну-ка. – Начальник взял со стола листы, пробежал взглядом, уже суховато, по-деловому, дал указание выкинуть полуторастраничную рецензию на фильм “Сматывай удочки”, наполовину сократить рецензии на “Корсиканца” и “Взломщиков сердец”. – Только “Двенадцать друзей

Оушена” не трогай – за него уже по объему проплачено! И аннотации подрежь. – Игорь бросил листы обратно. – Ладно, работай.

В начале восьмого Чащин был возле своего подъезда. Нашел глазами окна – свет горел и в комнате, и на кухне. Значит, Димыч дома.

Может, и хозяйка… Сидит на кухне и ждет, чтобы все высказать. “Что это тут за бомж?! Что вы устроили, Денис Валерьевич?! Я думала, вы порядочный человек!..”.

Пахло чем-то очень знакомым, но забытым, давним. Чем-то таким, что раньше очень часто ел. Слишком часто.

– Привет! – вышел из комнаты Димыч; он дружелюбно, гостеприимно улыбался. – Я уж хотел позвонить… Ты до скольки вообще работаешь?

– До шести.

– И далёко?

“Далёко”. – Чащин поморщился.

– Нет, не очень… А чем это несет?

– Ну как! – радостно возмутился Димыч. – Дэнвер, ты че? Балабасом же!.. У вас тут, правда, килька дорогущая. Пятнадцать рублей банка… Давай мой руки, похаваем!..

Действительно, это блюдо они “хавали”, бывало, каждый день на протяжении целых недель, и в девяносто шестом – девяносто восьмом оно было главным в рационе Чащина. Названия ему давали разные, но рецепт приготовления был практически одинаковый. Да и какой это рецепт: варится рис, лучше круглый, краснодарский, а потом в него вываливается одна-две банки кильки в томате. И хорошенько перемешивается. Быстро, а главное – дешево и сытно, с голодухи – вполне съедобно. И не особенно надоедает.

Но сейчас Чащина передернуло от воспоминаний о “балабасе”, о том, как он готовился, как его поедали – десяток похмельных парней вокруг стола таскают из кастрюли ложками и вилками розоватое липкое месиво…

– Присаживайся, – по-хозяйски кивнул Димыч на табуретку. – Есть охота!.. Я без тебя не стал… – Вынул из морозильника заиндевевшую литруху “Ферейна”. – С устатку глотнем? – Снял крышку с кастрюли. -

Та-ак-с… Остыл уже балабасик. Ну ничего, он и холодный вкусный.

Помнишь, как в общаге его варили? И ведь в столовке же кормили на убой, а жрать все время хотелось… А как на Московский вокзал за тошнотиками ездили? А?

– Все, кончай, а то вырвет… Кстати, знаешь, кто здесь живет? -

Чащин обрадовался внезапной идее – поселить Димыча у Макса. У Макса двухкомнатка, бурная жизнь, тусовки. – Твой питерский друг.