Андрей Никулин - IN VINO VERITAS

– Мудак, ты Саня,– сказал Серый, лёг на свою койку и по – моему сразу уснул. Обиделся.

– Да я то чего? Ну, не пошло – бывает, – ржал Саня.

– Обидел ты его, Сан Саныч, – захлёбывался я.

– Ну, а ты то будешь, – это он уже мне.

– Да хер с ним, попробую.

Оказалось, что Серый, в сердцах, выкинул стакан в окно. Других у нас не было. Нашлась чашка, непонятно откуда взявшаяся, в ней наполовину был чай и плавал окурок. Ну, я тоже парень не промах, окурок «за борт», в чашку налил одеколона и разбавил водой – всё по рецептуре. Помидорку правда не взял, подумал, может это от неё Серёга то блеванул, он вообще то редко такое выделывал. Нашлась корка хлеба, под столом валялась. Посыпал солью, пачка у нас всегда на подоконнике стояла. А этот мерзавец, Саныч, затаился и смотрит, только улыбочка такая – мерзопакостная. Ждёт! Ну, а я – полный выдох и одним глотком – это я могу. Сразу корочку занюхал, потом её в рот засунул. Стою, жую.

– Ну, как? – это провокатор, шепотком.

– Дай сигаретку, – а сам думаю: «Вроде ничего, даже вкуса не почувствовал». Эх, как я этот вкус с утра почувствовал, «я те-е врежу»!

Закурил, а по пищеводу горячая волна побежала. Ещё затяжка и поплыл капитально.

– Ну, а ты чего, – смеюсь, – заебись же Саня, тебе вот осталось. И беру остатки одеколона и в чашку.

– Да воды нет больше, – говорит.

– А ты на кухню сходи

– Там света нет, а я вижу плохо

– Да ладно, забздел, так и скажи

– Кто я?! Да я, до армии, у отца одеколон «Кремль» на спор выпил. Из горла! – заорал.

– Ты не ори, люди спят.

– Правда, – говорит, – пил то на улице в пятидесятиградусный мороз и только снежком заел. Так же вот папироску попросил. Пацаны потом рассказывали, что сделал две затяжки и всё – аут. Домой, правда, к другу отнесли, отец бы убил.

– Конечно бы, убил. А теперь я убью. Хотя ты знаешь, хрен с тобой, я допью. Мне что – то даже понравилось.

Одной из достопримечательностей города Горький, в застойные времена, несомненно, был пивной бар «Скоба». Необъятное количество пива, дешёвого «Жигулёвского» и подороже – «Московского» или «Колос», выпивалось здесь ежедневно, под кальмарчики, сырок, сухарики (на­стоящие из ржаного хлеба, ни чета нынешним), а если повезёт то и с креветками. Сколько выпил там я, знают только мои почки и печень. Пять студенческих лет неотрывно связаны со «Скобой».