Николай Куценко - Наваждение [сборник]

– Ты чего на меня так смотришь? – начал он.

Вера молча встала и подошла к нему. Взяв его за руку, она спросила:

– Тебя часто били? А?

– Не понял? В каком смысле?

– В прямом! Ногами и руками. По-настоящему.

– Нет, то есть я не помню даже, – от вопроса Веры Дмитрию подурнело, от неожиданности он присел на стул. Но Вера не унималась:

– Так вот, мой первый муж бил меня через день!

– За что? – взглотнул Дмитрий.

– Ревновал, он сам из Дагестана был.

– К мужчинам?

– Ко всему. Ревнивый был человек – и по поводу, и без повода.

– Но не ногами же…, – зачем-то сказал Дмитрий и сам смутился от своей фразы.

– Ногами не часто, за дело только.

– За какое еще дело?

– Гуляла когда от него.

– Ладно, я понял – муж тебя по молодости бил, ты от него гуляла. Но собаки-то тут причем.

– А вот и при том. Один раз он меня избил, сломал мне почти все ребра, и бросил на улице, а сам уехал. Я всю ночь тогда в луже провалялась, думала, уже не выжить мне. А рядом дворняга бегала все время, такая же вот, как мы вчера похоронили, и скулила и лаяла.

– И чего? – не понял Дмитрий.

– А того, что так она людей звала на помощь. Ближе к утру дворник прибежал ее выгнать и меня увидел. Говорит, я тогда уже без сознания была и крови много вытекло. Он-то и вызвал скорую.

– Спасла она тебя, выходит?

– Спасла, врачи сказали: еще бы час и все.

– А муж чего?

– Ушла я от него. Уговаривал остаться, все-таки дочь у нас общая.

Про дочь Дмитрий услышал первый раз. Он даже и не подозревал, что у Веры были дети.

– А почему ты раньше от него не ушла? Зачем терпела все это?

Вера вдруг села Дмитрию на колени и обняла его обеими руками.

– Терпела, потому что боялась одна оставаться. Я ведь мать похоронила, когда мне 12 было, а отца даже в глаза не видела. Говорят, он ушел от матери, когда я еще не родилась.

Дмитрию от напряжения вдруг стало не по себе. Он встал, открыл форточку и сделал несколько глотков свежего воздуха. Вера, заметив это, остановилась.

– Продолжай, – попросил он.

– А что, собственно, продолжать? Тетка меня растила. Ух, не любила она меня!

– А ты что?

– Я вот за первого попавшегося и вышла, чтобы от нее сбежать. Плохо мне с ней было. Только вот что не била и кормила, а так – слова доброго от нее не слышала.

Сказав это, Вера прикоснулась ладонями к своим щекам и заплакала. Тихо и нежно, так, что у Дмитрия защемило от боли сердце. Он подбежал к ней, упал на колени и стал нервно обнимать, а после целовать ноги Веры.

– Ты теперь никогда одна не будешь, я всегда с тобой теперь. Никому в обиду не дам, бедненькую мою. А хочешь завтра в горы? Там так здорово, тебе понравится!

Вера тихо кивнула, вытерла слезы и, подойдя к окну, закурила сигарету. Дмитрий уже сидел в интернете и искал билеты на ближайший самолет в Алматы.

Вера увидела горы еще с самолета. Они были покрыты шапками снега и чем-то напоминали ей горбы верблюда, торчащие из земли. Разглядывая их в иллюминатор, она вспоминала свой первый полет с теткой в Москву. Ей тогда было пятнадцать или чуть больше. С тех пор прошло много лет, но она помнила, как в первый раз увидела землю с высоты птичьего полета. Она показалась ей забавной: все вдруг стало маленькое, даже крошечное, словно она оказалась в сказке. Во время взлета она увидела несколько птиц, летящих недалеко от самолета, и изумилась красоте их полета. А главное – свободе, с которой они это делали. Им не надо было спешить или лететь куда-нибудь специально. Почему-то птицы показались ей существами совершенными, и она пожалела, что не родилась птицей. Или каким-нибудь животным, люди казались ей слабыми и ущербными. А главное – неверными и жестокими.

Рядом с ней сидел Дмитрий и пил виски. Его лицо выглядело напряженным. По салону самолета ходила стюардесса, предлагая напитки. Дмитрий попросил колы, чтобы разбавить виски.

– Какие горы красивые! – не выдержала Вера.

– А? – не понял Дмитрий.

– Горы, говорю, красивые! Родиться бы птицей и смотреть на них с высоты.

– Нет, мне и человеком неплохо. Ну, если только индейкой! – сказал он и засмеялся.

Вера скривилась:

– Почему индейкой?

– Чтобы кормили хорошо! К рождеству! – и он снова засмеялся и плеснул себе виски.

– Не смешно. Вообще не смешно, – фыркнула она.

– Ладно тебе. Хочешь виски?

Не отвечая Дмитрию, она взяла бутылку из кармана впереди сидящего кресла и налила себе сто грамм в пластиковый стаканчик, сразу же его опустошив.