Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга I

Мирьям-Либа не дыша вошла в «зал».

— Вам пришлось ждать? Я ужасно сожалею, честное слово…

— Надо же, что она из себя строит! — отозвалась Шайндл. — А чего бледная такая? Мамочки мои! Графиня, она же еще не позавтракала. Даже стакана чаю не выпила.

Хелена остановилась.

— Так поешьте.

— Нет, я не голодна. Нисколечко!

— Ты что? Надо поесть. Знала бы мама, ей бы совсем плохо стало. Ты же белая, как смерть!

— Ты очень заботлива.

У Мирьям-Либы неожиданно возникло желание подбежать к Шайндл и влепить ей затрещину за злобу и фальшивую заботливость. Родная сестра — злейший враг!

— Я готова, — сказала она Хелене.

Та о чем-то думала.

— Она может поесть у нас. Ах, я же забыла, у нас все трефное! Нет, вы все-таки поешьте, я подожду.

Мирьям-Либа кивнула и вышла. Шайндл осталась в комнате. На кухне Мирьям-Либа схватила со стола краюшку хлеба, но, откусив, почувствовала, что не может проглотить. Вернулась от матери Юхевед.

— Что это у нас за праздник? Почему ты такая бледная? Чего этой Хелене от тебя надо? А почему ты ешь стоя? Тебе бы умыться не мешало, не маленькая уже.

— Я умывалась.

— Дура! А на руки полить, а благословить?

Ответить было нечего. Весь мир ополчился против нее, жестокая судьба чинит препятствия одно за другим. Мирьям-Либа полила на ладони и прошептала благословение. Хотела проглотить, но кусок застрял в горле. Она закашлялась и вдруг услышала голос матери:

— Мирьям-Либа!

«Чего ей опять нужно? — спросила себя Мирьям-Либа. — Как же я их ненавижу! Всю семейку! Все-таки я крещусь! Крещусь! Плевала я на клятву! Стану его любовницей… Евреи — отвратительное сборище! Все, кроме отца… Бежать отсюда! В речке утоплюсь…»

Слезы катились у нее по щекам. Вдруг Мирьям-Либе подумалось, что все эти задержки и препятствия убивают любовь… Хелена потеряет терпение. Люциан одумается… уедет… Все и так висит на волоске… Мирьям-Либа пошла к матери. Лицо Зелды было желтым, как шафран. На секунду Мирьям-Либа потеряла дар речи.

— Мама, что с тобой?

— Со мной? Ничего. Куда ты собралась с Хеленой? Что у вас за секреты?

— Какие еще секреты? На коньках кататься идем.

— На коньках? А что, если, не дай Бог, под лед провалишься? На днях восьмилетний мальчишка из деревни утонул… Тоже хочешь? Хоть бы мне до этого не дожить!..

— Не провалюсь, лед крепкий.

— Не нравится мне, что ты с ней водишься. Слышишь или нет? Коньки — это не для еврейской девушки. Нечего евреям перенимать такие привычки. Сегодня коньки, а завтра вообще Бог весть что. Я знаю, дочка, что говорю.

— Я сегодня уже не смогу отказаться.

— И завтра не сможешь. Не так-то просто победить злое начало. Смотри, дочка, раскаешься потом. Дай Бог, чтобы поздно не было!..

По дороге Хелена рассказала Мирьям-Либе, что Люциан не может долго оставаться в замке. Риск слишком велик. Надо как-то сообщить отцу, но из поместья некого отправить к Евдохе, его кацапке. Кроме того, граф взял маленькие сани, а для больших нет лошадей. Не может ли Мирьям-Либа послать кого-нибудь к москалихе? Разумеется, все нужно сделать так, чтобы соседи ничего не узнали. Мирьям-Либа задумалась. Их конюшня тоже пуста, Калман поехал в Варшаву с Гецем. Туда уже ходил поезд, но Калман не доверял бесовскому изобретению.

— Может, раздобудем сани у кого-нибудь из крестьян? — спросила Хелена. — Или на известковых разработках взять лошадей?

Мирьям-Либа не знала, что ответить. До известковых разработок далеко, да и не дадут там лошадей, Мирьям-Либа им не указ. Шел снег. Хелена была в сапожках, но Мирьям-Либа надела туфли на каблуке, к тому же забыла надеть теплые чулки. Тропинку замело, ледяная крупа колола лицо, слепила глаза, впивалась в лоб и щеки. «Еще воспаление легких подхвачу», — равнодушно подумала Мирьям-Либа. Из-за непогоды она почти ничего не видела перед собой. Хелена недовольно ворчала, снег набился ей в голенища. Девушки хотели войти в дом через заднюю дверь, но ее совсем завалило снегом. Собаки громко залаяли на Мирьям-Либу, Хелена еле их отогнала. Только поднимаясь по лестнице, Мирьям-Либа поняла, как она замерзла, и пожалела, что так и не позавтракала. Она знала, что ее лицо белое как мел. Можно сколько угодно наряжаться и прихорашиваться перед зеркалом, но это без толку.

Вдоль тропинки, по которой они шли, торчали стебли репейника, и колючки, как зубы, впились Мирьям-Либе в платье и чулки. Девушкам пришлось хорошо потопать ножками, чтобы стряхнуть с обуви снег. Пальцы в рукавицах закоченели. Хелена постучала, дверь открылась, и Мирьям-Либа увидела совершенно другого Люциана, очень молодого, подвижного и ловкого. Он был в зеленой куртке, штанах для верховой езды и башмаках с пряжками — на немецкий манер. Волосы причесаны на пробор. На столе лежало несколько книг, стояли стакан и бутылка с каким-то красным напитком. Кровать была застелена. Люциан стоял посреди комнаты. Похоже, он с нетерпением ожидал визита.