Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга I

Мирьям-Либа притворилась, что не слышит. Ее лицо вспыхнуло, во рту стало сухо. «Убежать куда-нибудь!» — подумала она в первую секунду. Она стеснялась как приехавших, так и родных. Шайндл, казалось, еле сдерживает смех, Гец что-то шептал Фейгл на ухо. Это они надо мной смеются! Убежать! Креститься!.. Как я их ненавижу!.. Мирьям-Либа посмотрелась в зеркало. Чего это я так покраснела? Я красивей их всех. Обезьяны! Она набросила на плечи шаль и тут же скинула ее на комод. Нашла для кого наряжаться. Плевала я на него! Мирьям-Либа устыдилась своей стеснительности. Ей стало досадно, что она так разозлилась. Они же мне ничего плохого не сделали. Силой меня замуж не выдадут… Она взяла польскую книжку и стала спускаться по лестнице. Пусть знают, что они мне смешны. И вдруг подумала, что это глупость. Кому назло она это делает? Но какая-то сила толкала ее вперед, заставляла показаться гостям с трефной книжкой в руке. Только у двери Мирьям-Либа пришла в себя. Она быстро засунула книгу в буфет, опрокинув при этом горшок борща. Хорошо, что успела отскочить, платья не запачкала.

Она вышла из дома.

— Я здесь, мама.

— Куда ты подевалась? Это ребецн. А это моя дочь Мирьям-Либа.

Из романов Мирьям-Либа знала, что при знакомстве надо сделать книксен или сказать что-нибудь учтивое, но молча стояла с опущенными руками. Иска-Темерл внимательно ее оглядела.

— Красивая девушка.

— Спасибо.

— Не сглазить бы. Высокая.

Йойхенен тер лоб, напряженно о чем-то думая. И вдруг быстро отвернулся. Он чуть не посмотрел на женщину! Шайндл засмеялась.

— Пойдемте, покажу вам дом, — сказал Калман Иске-Темерл. — Не хоромы, конечно, залов там нет. Так, крыша над головой.

— Да и зачем нужны хоромы? Из-за них, не про вас будь сказано, головная боль одна.

— Может, стакан молока?

— Только если после молитвы…

Мирьям-Либа еле удержалась, чтобы не сцепиться с Шайндл, не сказать ей какой-нибудь колкости. Да она и не знала, что сказать. Шайндл во всем берет верх. Она старше, она уже невеста, у нее хороший жених, и все всегда на ее стороне: отец, мать, Гец, Фейгл. Даже пес Бурек, который выскочил навстречу лошадям, смотрел на Мирьям-Либу с собачьей усмешкой и хитро поводил мордой. Одно ухо торчком, другое вниз, а в глазах наглость зверя, который видит человека в унижении. Мирьям-Либа бросилась в дом.

— Куда это она так понеслась? Давай, давай!..

Собака проводила ее громким лаем. По дороге Мирьям-Либа хотела забрать роман из буфета, но так растерялась, что оставила его там. Она поднималась по лестнице и думала, что книгу скоро обнаружат. Вот крику будет! Что со мной? Это все моя дурная гордость. Совсем с ума сошла. Она вбежала в комнату и заперла дверь на цепочку. Так поддам этому Буреку, всю жизнь не оклемается! Она села на кровать. Ну вот, сегодня мне плохо, но лет через десять я буду над этим смеяться. Так почему не посмеяться прямо сейчас?..

Тем временем Зелда отвела Иску-Темерл в комнату. Иска-Темерл сразу бросилась мыть руки водой из бочонка. Кайла стояла перед ней, держа наготове полотенце. Иска-Темерл вытерла руки и осмотрелась. Комната была совершенно новая. Пол из свежеструганых досок. Пахло сосной. На кровати, одна на другой, лежали три подушки, сверху — совсем маленькая, как в богатых польских домах.

— Где восточная стена?

— Вот эта.

Зелда вышла. Иска-Темерл посмотрела в окно. Увидела, как Гец выгружает вещи из кареты. Калман повел Йойхенена в комнату.

— Где восточная стена? — спросил Йойхенен.

— Вот эта.

— Миньяна тут, наверно, нет?

— Откуда? Поля кругом.

— Что ж, молиться можно и одному.

Йойхенен омыл руки. Он встал лицом не к восточной стене, но в угол между восточной и южной. Перед молитвой он надел филактерии. Всю дорогу ему было не по себе, мысли не давали покоя. Он едет к незнакомым людям. Его хотят женить на дочери Калмана. Но почему он должен туда ехать? Почему выбрали именно реб Калмана? Всю дорогу Йойхенен учил Тору и повторял наизусть псалмы, молил Всевышнего, чтобы Он избавил его от грешных мыслей. Откуда они берутся, если всё с Небес? Иногда выглядывая из окошка кареты, он видел поля, луга, крестьян и коров. Но он не мог долго на них смотреть. Всё это бесы, наваждения, которые стремятся отвлечь человека от служения Всевышнему. Но надо крепиться и преодолевать все препятствия. Сейчас Йойхенен горячо молился, целовал филактерии и кисти на талесе и был рад, что слова положено считать, как золотые монеты. Разве эти священные слова стоят не больше, чем миллионы дукатов? Бог праведен и благочестив во всех Своих решениях и деяниях, близок к тем, кто искренне к Нему взывает. Он награждает всех, кто перед Ним трепещет, слышит их крик и помогает… Да что говорить! Бог помогает каждому, стоит только к Нему воззвать, и Он ответит. А искушения этого мира — ничего не стоящие глупости. Йойхенен ощущал, что он говорит с Создателем сердцем, мозгом, всем своим телом. Помоги, Отец наш небесный, об одном Тебя прошу: позволь служить Тебе до последнего вздоха, а больше мне ничего не надо!..